– Разумеется, нет, сэр. Я достал ваш темно-серый костюм, и у вас в шкафу есть еще чистые рубашки.

– Отлично!
– улыбнулся Адам, снимая галстук уже на ходу, по пути к лестнице.
– Если меня будут спрашивать, вы знаете, где меня искать. Да, и если инспектор Маклеод позвонит после того, как я уеду из больницы, скажите ему, где я ужинаю и что я свяжусь с ним.

– Очень хорошо, сэр, - сказал Хэмфри.
– Я приготовлю все к вечеру.

Глава 2

Ровно через двадцать минут, освежившись под душем и побрившись, Адам выплыл из своих апартаментов. Костюм для верховой езды сменился белоснежной сорочкой и строгим костюмом-тройкой - своего рода парадной формой врача.

От зеркала к зеркалу вестибюля Стратмурн-Хауса за ним перемещалось отражение высокого, темноволосого джентльмена лет сорока пяти, двигавшегося с целеустремленностью человека, для которого время слишком дорого и его вечно не хватает. В молодости он неплохо фехтовал и ездил верхом, но затем медицина и другие интересы направили его энергию в другую сторону. Впрочем, изящество и точность движений, характерные для обоих этих видов спорта, сохранились с естественностью не приобретенных, но врожденных привычек. Седина на висках чуть смягчала патрицианский профиль, который у другого мог бы производить и впечатление жесткости.

Однако для человека, ожидающего от себя больше, чем от окружающих, естественна твердость характера. Более всего это проявлялось в целеустремленности, казавшейся у Адама Синклера такой же естественной, как одежда. Даже в минуты спокойствия в глубине его темных глаз теплился скрытый огонь - огонь, который, разгоревшись, мог обогреть, а мог и вспыхнуть уничтожающей яростью. Правда, последнее случалось крайне редко и обыкновенно уравновешивалось холодным, ясным разумом, справлявшимся почти с любой сложной ситуацией.

Он отличался и неплохим чувством юмора: когда он спустился в вестибюль, оно как раз преобладало в его настроении. Хэмфри уже подогнал к дверям строгий и даже чопорный темно-синий "рейнджровер", на котором Адам обыкновенно ездил в город, когда правил сам. Дворецкий распахнул дверцу и стоял, готовый вручить хозяину плащ, шляпу и портфель. День, однако, обещал выдаться погожим. Адам тряхнул головой и направился к гаражу.

– Я передумал, Хэмфри, - сказал он, жестом предлагая ему убрать портфель, шляпу и плащ под крышу темно-синего кабриолета "Ягуар XJ-S", последнего и любимого его приобретения.
– Сегодня идеальный день для "яга". Если я выеду из Джорданберна вовремя, я буду в Перте еще засветло. Даже не верится, что епископ еще не видел этого красавца. Если он выкажет к нему должное почтение, я даже дам ему порулить перед ужином.

Хэмфри усмехнулся и помог Адаму отстегнуть чехол над водительским местом и убрать его за спинку кожаного сиденья.

– Епископу это понравится, сэр.

– Еще как понравится. Славная машина.
– Адам улыбнулся в ответ, сел за руль и натянул водительские перчатки.
– Вот когда я съем епископский ужин и отведаю превосходного портвейна, я вручу ему чек на круглую сумму для фонда реставрации монастыря - чтобы его преосвященство не чувствовал себя слишком уж обязанным. Мне кажется, крыше собора Святого Ниниана не помешает ремонт.

– Вы можете назвать мне собор, которому бы он помешал, сэр?
– с улыбкой отозвался Хэмфри. Адам повернул ключ в замке зажигания, и мощный двигатель ожил.

Через несколько минут он уже выводил машину из ворот конюшни на трехполосное шоссе. Он не надел шляпу и наслаждался треплющим волосы ветерком. Медные буки стояли во всей своей октябрьской красе, и за первым же поворотом готический фасад Стратмурна в зеркале заднего вида растворился в дымке ало-оранжевой листвы.

Возле коттеджей, принадлежавших поместью, он сбросил скорость. Полосатые, желто-коричневые поля заломами были утыканы круглыми копнами сена. Выше по склону холма один из трех фермеров-арендаторов Адама вспахивал поле под озимый ячмень. Над плугом кружилась стайка белых чаек - птицы с криком ныряли к самой земле за червяками, вывернутыми с комьями земли.

Примерно в миле от дома дорога миновала еще одни ворота, обычно открытые, после чего вливалась во второстепенное шоссе, неширокое, но с хорошим покрытием. Вместо того чтобы свернуть направо, в сторону Эдинбурга, Адам повернул налево и, сменив несколько местных дорог категории "В", добрался наконец до главного въезда в поместье Кинтулов. Около ворот красовался бело-синий знак со стилизованным замком.

Шурша шинами по гравию, он направил свой "яг" под арку ворот и дальше, по длинной аллее. Осенние краски Кинтула, так любимые леди Лорой, были яркими, как в Стратмурне. По дороге Адам гадал, зачем его пригласили, но так и не пришел к определенному мнению.

Поскольку он знал леди Лору всю свою жизнь, поводов к этому могло быть предостаточно - как профессионального, так и личного характера. Ее короткое письмо он получил вечером в пятницу. Тон письма, приглашавшего его навестить Кинтул в понедельник, был спокойный и чуть шутливый - как и обычно у леди Лоры, - но у Адама сложилось впечатление, что помимо удовольствия от его общества она преследует и какую-то другую, неизвестную ему, цель.

За воротами поместья лес сменился пастбищем, открыв наконец вид на большой сказочный дворец, каким представлялся издалека Кинтул-Хаус: нагромождение башен, башенок и бастионов. Поддерживающие парапет карнизы, так же как обрамляющие окна каменные наличники, были дымчато-серого цвета, перекликавшегося с кровельными пластинами из сланца. Над одной из самых высоких башен на флагштоке реял сине-белый шотландский флаг - знамя Святого Андрея, или, говоря проще, "синее одеяло". Знамени Кинтулов на флагштоке не было; это означало, что граф Кинтул, старший сын леди Лоры, находится в отъезде.