«Что еще за Вася?» — подумал Толя и вдруг понял, что это он про Костю рассказывает, а «Вася» — это так, присказка.

— У нас Толя отличается, — сказал Пресняков. — Рационализатор. В газете про него напечатали.

Костя все молчал безучастно. А дядька:

— Ничего, очухался. Еду стал принимать… А еда-то, еда… Кипяточку бы ему с сахаром, это на пользу…

— Да тихо, — сказал Толя, заметив, что Костя шевельнул губами. — Ты чего, Кость? — нагнулся он к его лицу. — Чего? Громче скажи…

— Помирать не хочу, — шепнул Костя.

— Что ты! — Толя испуганно заморгал, и опять как-то нехорошо, горько стало в груди. — Ты скоро поправишься, Кость, опять придешь. Вместе работать будем…

В палату заглянула сестра:

— Свидание кончено, ребята.

— Сейчас… Тебе, может, что-нибудь нужно, Кость? — заторопился Толя. — Ты скажи, мы принесем. А?

Костя качнул головой: ничего, мол, не нужно.

— Может, покурить хочется? Возьми вот… — Толя сунул ему под подушку коробку «Казбека». — И сахар ешь, он полезный… Мы скоро опять придем.

— Ну, поправляйся, брат, — сказал Пресняков, окая. — Приходи поскорее.

Костя прошептал:

— Пока.

В коридоре Толя попросил нянечку принести Косте чаю, чтоб он с сахаром попил.

— Ладно-ть. — Нянечка вздохнула, подслеповато глядя на Толю. — Теперь-то ничего, в себя пришел дружок ваш. Даст бог, выдюжит, организьм молодой, крепкий…

Сложен внутренний набор корабля. Во всю длину его тянется киль — спинной хребет, надежный и прочный. По обе стороны крепятся к килю ребра — шпангоуты. Их как бы стягивают идущие вдоль корпуса стрингеры. Бимсы — массивные двутавровые балки, поддерживаемые столбами — пиллерсами, — несут на себе тяжесть палуб и перекрытий.

Это остов, стальной скелет корабля, внутри которого бьется сердце — машина — и разбегаются во все концы и по всем направлениям кровеносные сосуды — кабели электропроводки, приводы, воздушные и водяные магистрали.

Заготовкой внутреннего набора и занималась теперь бригада Кащеева. С раннего утра до ночи били кувалды по сортовому железу. Ухая, обрушивал Кривущенко свой молот на раскаленный металл.

— Эй, братва! — кричал он в перекур. — Смотри на комендора с кувалдой! Редкое зрелище, так твою так!

— Да не ори ты, Федор, — поморщился Толя. — И так в ушах звенит.

— А ты что приуныл, малыш? — уставился на него этот неутомимый крикун. — О каше с молоком небось размечтался? Вот погоди, уж я сварю тебе суп с пиллерсами.

— Как-нибудь обойдусь без твоих супов.

— Ой ли? — Кривущенко сунул лучину в печку, прикурил. С треском загорелся в толстой самокрутке филичевый табак. — Устимчик, а верно я слышал? — Он подсел к Толе. — Вроде бы ты от своего пайка урываешь, таскаешь хлеб и сахар своему дружку в госпиталь. Га?

— А тебе-то что?

— Мне-то? Мне ничего. А ты смотри, кума, тебе жить.

— Отстань, — отвернулся Толя.

— Косте твоему паек положен? Положен, — не унимался Кривущенко. — Тебе положен? Положен. Не такое время, чтоб паек половинить. Вон Кащеев доходит, так и ты в доходяги тянешь?

Кащеев и верно «доходил». Надломила его блокада. Как притащится утром в цех, так сядет у нагревательной печи и погрузится в оцепенение. К нему подходили, обращались с вопросами, — он поднимал голову, смотрел невидящими, словно пустыми, глазами, бормотал неразборчивое. И все время жевал, жевал губами…

А сегодня его место у печи пустовало. Свалился, видно, Кащеев.

Вечером, перед концом смены, Толю Устимова вызвал к себе в конторку Троицкий. В этот вечер давали электроэнергию. Толе при ярком свете настольной лампы бросились в глаза резкие морщины, пересекавшие лоб строителя.

— Садись, Устимов. — Троицкий кивнул на стул. — Как с правкой бимсов? Много сегодня успели?

— С бимсами? Да не очень-то…

— Я тебя пригласил вот зачем. Обстановку объяснять незачем, сам знаешь. Кащеев совсем ослаб, мы его помещаем на две недели в стационар. Так вот. Вашу бригаду решено разбить на две. Одну возглавит Свиридов. Вторую… Пока не освободится с других объектов кто-либо из наших опытных бригадиров, вторую бригаду примешь ты.

— Я? — Толя даже привстал со стула. Уж не шутит ли строитель?

— Сядь, — сказал Троицкий. — Слушай меня. Мы перебрали всех до одного. Есть и другие кандидаты. Но я настоял, чтобы бригадиром был ты. Тебе, конечно, будет еще труднее, чем вчера и сегодня. Но, по-моему, ты потянешь.

Они помолчали немного, глядя друг другу в глаза.

— Товарищ строитель, — сказал Толя. — Ведь бригадиру… нужно командовать?

— Конечно. — Троицкий улыбнулся.

— Не могу, — вздохнул Толя. — Кто меня будет слушаться? Назначьте лучше Кривущенко — вот он потянет.