Н.С. Поспелов, исследуя синтаксический строй поэмы Пушкина «Медный всадник» и других стихотворных произведений поэта, выдвинул тезис о том, что «действительной» синтаксической единицей связной монологической речи является не предложение, а сложное синтаксическое целое (ССЦ). ССЦ и при изъятии из текста сохраняет свою синтаксическую самостоятельность, замкнутость структуры и выражает законченную мысль [Поспелов 1990, с. 117]. Исследователем установлены признаки ССЦ: прерывистость их строения и разнородность их состава. Применительно к ССЦ выдвинут тезис о том, что оно представляет собой законченную коммуникативную единицу.

Исследования И.С. Поспелова, проведенные в русле синтаксиса, в сущности, синтаксис перешагнули: они фактически доказали, что в тексте есть нечто «сверхпредложенческое» (= сверхфразовое). Поэтому теоретические результаты, полученные И.С. Поспеловым, во многом определили понимание текста и многие из направлений его исследования текста в 60 —70-е годы XX в.

Другие гуманитарные науки. В рассматриваемый период текст был (и остается в настоящее время) в «ближнем круге» интересов гуманитарных наук – не только как форма репрезентации гуманитарнонаучного знания, но – и как объект (не предмет!) исследования. Признаётся, что возникновение (и развитие) теории текста во многом стимулировано гуманитарными науками. В гуманитарных науках выделяется несколько направлений исследования текста, а также положений и идей, важных для становления теории текста. Приведем важнейшие факты такого рода.

Прежде всего это идеи и положения философско-филологического толка, сформулированные М.М. Бахтиным в его сочинениях. По Бахтину, текст является первичной данностью гуманитарно-философского мышления, он та непосредственная действительность, из которой только и могут исходить эти дисциплины и это мышление.

Текст в его отношении к системе языка и субъектам (высказывание), высказывание как единица речевого общения, порождение высказывания, его диалогичность – вот минимум вопросов о сущности текста.

«Отношению высказывания к самому говорящему (автору высказывания) и к другим участникам речевого общения» [Бахтин 1997, с. 236] ученый придавал важнейшее значение при рассмотрении сущности высказывания как реальной единицы речевого общения в отличие от единиц языка. Другие признаки высказывания – смена речевых субъектов и завершенная целостность высказывания, которая определяется предметно-смысловой исчерпанностью, речевым замыслом или речевой волей говорящего, типическими композиционно-жанровыми формами завершения, – по сути дела, сводятся к первому признаку (признаку отношения) как внешний и внутренний уровни механизма его осуществления.

Рассмотрение диалога как встречи двух субъектов предполагает и метод его познания – понимание. «Понимание всегда в какой-то мере диалогично» [Бахтин 1997, с. 232].

М.М. Бахтиным сформулирован следующий тезис: «Событие жизни текста, то есть его подлинная сущность, всегда развивается на рубеже двух сознаний, двух субъект о в» [Бахтин 1997, с. 229]. Тем самым будущая теория текста получила ключевую проблему – проблему жизни текста.

Обратимся к герменевтике и семиотике.

В прошлом герменевтика сосредоточивала свое внимание на переводе (античность и средние века) или реконструкции смысла (начиная с эпохи Возрождения) (Ф. Шлейермахер, В. Дильтей и др.), в XX в. – на диалоге (Ф. Розенцвейг, М.М. Бахтин и др.), определяла принципы, методы и техники истолкования смыслов. Текст всегда, начиная со Священного писания, признавался одним из важнейших носителей смысла (а в отдельные периоды – единственным). Герменевтикой разработаны и свои модели коммуникации. Так, в модели Г.Г. Шпета существенно признание того, что «Сообщение есть та стихия сознания, в которой живет и движется понимание» [Шпет 1990, с. 222]. Семиотики во втором поколении (М.М. Бахтин, Я. Мукаржовский, Э. Бенвенист, Р. Барт и др.) ориентировались на исследование уже не отдельного знака (в языке: слово), а знаковой последовательности, или сложного знака. Это связный текст, произведенный не только из языковых знаков, но и из знаков неязыковых (текстом являются и музыкальные произведения, и хореографические, и произволения архитектуры и др.).

Так открываются возможности исследования языкового текста – как сложного знака, в его связях и отношениях с текстами в нелингвистическом смысле, возможности исследования семиозиса. Для семиотических моделей оказываются фундаментально значимым суждение Р. Барта из заключения к книге «Основы семиологии». Выдвигая требование однородности корпуса фактов, ученый в то же время подчеркивает: «Однако на практике исследователь имеет дело со смешанной субстанцией… Поэтому приходится принять существование гетерогенных корпусов» [Барт 2000, с. 301–302].

Интерес к коммуникации как взаимодействию субъекта и объекта (по современным версиям: субъектов) сопровождает всю историю человечества: коммуникация – в широком смысле – составляет одну из основ жизнедеятельности человека. В XX в. этот интерес стимулировал появление информатики. И эти области знания не обходятся без понятия текста. Осмысление же текста в русле лингвистики, в свою очередь, испытывает влияние учения о коммуникации и информатики. Такова, например, широко известная модель коммуникации и языковых функций Р. Якобсона (1960).