Начальник отдела безопасности бушевал. Две дюжины чиновников были разосланы по всем направлениям. Нидлу было поручено тотчас же поехать к доктору Гюттлу и расследовать, каким образом смог убежать Деттмар.

Гофрату было бы желательно приписать врачу пособничество в совершении побега, но то было бы явной бессмыслицей.

Заваренную кашу должен был расхлебать Хорнтхалер. Возможно, Деттмар будет схвачен прежде, чем об этом пронюхает пресса.

Стук в дверь вывел Нидла из задумчивости. Он был очень удивлен, когда в комнату вошел Петер Ланцендорф.

— У меня не так много времени, — сказал Ланцендорф, переводя дух. — Я воспользовался обеденным перерывом, чтобы прийти сюда. Господин Шельбаум на месте?

Нидл покачал головой.

— Сегодня утром я получил письмо, — сказал Петер. — Оно мне кажется несколько странным.

Инспектор взял конверт. Адрес был написан на машинке, отправитель не указан. Он вскрыл конверт и вздрогнул. В конверте было две записки. Одна была написана шариковой ручкой и, по-видимому, была вырвана из блокнота. Ома была похожа на другую записку, которую знал инспектор. Вторая содержала краткую машинописную запись.

— Зуси! — позвал Нидл.

Вошла секретарша.

— Дело Фридемана еще у вас?

Зуси принесла папку. И когда Нидл открывал ее, на пол выпала фотография. Ланцендорф поднял фотоснимок и, прежде чем передать Нидлу, бросил на него беглый взгляд.

— Вы можете спокойно посмотреть на него, — сказал Нидл. — Здесь ничего нет, кроме причального мостка на вилле господина Фридемана и пары пятен краски. Последнее пятно в восьмидесяти сантиметрах от конца мостка. Почему нет пятен впереди? Краска, которой Фридеман испачкал свои ботинки, должна была бы оставить еще один след. Трудный вопрос, поставленный не мной, а обер-комиссаром. Почему этот след отсутствует? Мое решение ему не нравится. Возможно, оно действительно не отвечает на его вопрос.

Инспектор разыскал другой конверт. Он вынул записку, которая так разозлила старшего прокурора, и сравнил с принесенной Ланцендорфом.

— Записка, по всей видимости, из блокнота, который принадлежал Вальтеру Фридеману, — сказал он, стараясь оставаться спокойным.

Ланцендорф, который не знал почерка Фридемана, казалось, был сбит с толку.

— Тогда вы должны знать, что она означает! — воскликнул он.

— Я думаю, да, — сказал инспектор, не скрывая своего возбуждения. — Пометка на другой записке достаточно ясна.

Он рассматривал записку, отпечатанную на машинке. Она гласила: «Густав Лебермозер, пенсионер, 16 декабря 1958 года». Против записи черной тушью был поставлен крест.

— И что из этого следует? — настаивал Ланцендорф.

Инспектор взял записку из блокнота. В ней была указана та же дата — 16 декабря 1958 года. Под этой датой было написано: «Кредитное дело Лебермозера, 17 часов 30 минут». Затем следовало странное слово «узнан» с тремя вопросительными знаками, а в конце аналогичный крест, как и после машинописного текста.

Нидл закрыл глаза и откинулся.

— Очевидно, речь идет о кредитной сделке, которая не была заключена. Семнадцатого декабря пятьдесят восьмого года пенсионера Густава Лебермозера в восемь часов утра нашли убитым в своей квартире. Все шкафы и ящики столов были перерыты, и поскольку в квартире не оказалось ни ценных вещей, ни денег, то предположили убийство с целью ограбления. Убийцу не нашли…

— Убийцей был Фридеман, — произнес Ланцендорф побледневшими губами.

— Возможно, — согласился Нидл.

— Но не говорить же мне самому об этом Карин! — вскричал Ланцендорф.

— Это уж ваша забота, — сказал инспектор. — Наша — выяснить, откуда идут анонимные письма. Вы имеете представление об этом?

— Вы бесчувственный человек, — сказал Ланцендорф. — Откуда я могу знать? Лучше скажите, как обстоит дело с зажигалкой.

— Что касается зажигалки, то она действительно принадлежала Эллен Лоренци.

— Следовательно, еще одно убийство, — глухо произнес Ланцендорф.

— Это еще не доказано, — сказал Нидл.

Ланцендорф молча повернулся и вышел.

Инспектор покачал головой и приступил к сочинению докладной по итогам расследования происшествия у доктора Гюттла. Он так углубился в свою работу, что не заметил, как вошел Шельбаум.

— Что здесь случилось? — проворчал обер-комиссар. — Все шарахаются от меня, как будто я вылез из бочки с нечистотами.

— Ни у кого нет охоты сообщать вам печальную весть, — меланхолично произнес Нидл. — Вас вызывает гофрат.