И мне это нравится.

Когда они к нам приезжают, оказывается, что я лучше всех умею грести. Но я не самая сильная. Со временем даже Ярле становится сильнее меня. Зато я лучше их терплю и соленую морскую воду, и щипки крабов. Даже странно, что мальчики боятся этих щипков.

Йордис говорит, что если я сама поймала рыбу, значит, должна сама отрезать ей голову. Она показывает мне, как надо крепко держать рыбу и как всаживать нож ей между жабрами. Если я не смогу этого делать, я не должна ловить рыбу.

Морская рыба терпит суровое обращение. Она не такая мягкая и нежная, как рыбка в бабушкином роднике на Хамарёе. Я никогда не знаю, кто окажется у меня на крючке. Иногда это может быть рыба с острыми иголками, которые больно колются. Всегда интересно смотреть, справится ли рыбак с этой рыбой. Море полно страшных, коварных созданий, таких как рыбы.

И все-таки рыбу ловят и едят. Я представляю себе, как рыбы растут и жиреют, питаясь утопленниками. От этой мысли даже рыба под соусом застревает у меня в горле. Но я стараюсь об этом не думать. Чтобы не нарушать покой за столом.

Фред лучше всех умеет отрезать рыбам головы. Он вместе с дядей Альфредом работает на рыбном заводе в Мюре, разделывает морского языка. Сыновья тети Хельги — мастера зарабатывать деньги. С раннего детства, когда они еще под стол пешком ходили. Они быстро почуяли значение гуано и рано сообразили, что отрезание рыбам голов сулит большие деньги.

Фред не перечисляет всего, что он делает лучше нас, мелюзги. В этом нет надобности. Мы и так это знаем.

Я отрезаю рыбам головы, только когда нет другого выхода. Это единственный способ получить разрешение взять лодку Йордис. Ей нужна рыба для обеда, мне — лодка. Это старая лодка с острой кормой, которая не желает разбухать. Она такая упрямая, потому что лежит под деревом и зимой ей приходится несладко. Сама-то лодка, наверное, считает, что уже достаточно разбухла. Соседский мальчик Тур говорит, что в ней есть трещины. Но если они не видны, то их невозможно законопатить мхом или тряпками. Летом, до того как я пошла в третий класс, я научилась хорошо конопатить. Во второй половине дня Йордис сидит на берегу подобно ястребу и следит, как я конопачу лодку. Рядом в коробке из-под маргарина лежит моя младшая сестренка, Йордис разводит костер, чтобы сварить себе кофе. Иногда она качает головой и говорит:

— Неправильно, сделай еще раз.

Когда я уже готова сдаться, она говорит: вот теперь хорошо!

— Теперь я могу больше не беспокоиться ни за лодку ни за тебя, — говорит она. Ее слова означают, что мне несдобровать, если я утоплю ее лодку.

Я стою на берегу и отвязываю конец веревки. Пропускаю ее через шкив на буйке и тяну, шкив скрипит. Лодка, разбрасывая брызги, следует за веревкой. Прямо к скользкому причалу. Конец веревки, пропущенный через шкив, я привязываю к металлическому столбику на берегу. Потом прыгаю в лодку и отталкиваюсь веслом.

В лодке лежит якорь и канат, но мне не разрешается причаливать к чужим причалам. А то может случиться ужасное. Я не вернусь.Мне можно плавать только в заливе Люсвик, и я должна иметь цинковое ведерко и черпак. Йордис не видит меня из окна кухни, потому что наш дом стоит на вершине холма. Нас с ней разделяют поля и мелколесье.

— Пожалуйста, будь осторожна! — строго говорит Йордис.

И это означает, что если со мной что-нибудь случится, то одной мне на лодке больше не плавать.

Онна этой лодке не плавает никогда. Скамейки и весла в лодке совершенно чистые. Когда я гребу, вокруг меня нет ничего отвратительного. Сколько бы мне с берега ни аукали и ни кричали, здесь, если на то пошло, все решаю только я. Думаю, что, если онбудет звать меня, я поплыву до самого навигационного знака. Но онникогда не приходит на берег. Наверное емуне нравится донимать людей в маленьких лодках.

— Вцепись ногтями, Сара Сусанне! Каждым ногтем. У тебя две руки. Десять ногтей.

Этот приказ отчетливо повторялся у нее в голове каждый раз, когда волна откатывалась от берега. И когда накатывала на него. Поток ледяной воды обдавал Сару Сусанне до самых корней волос, она с трудом ловила воздух, обнимая скалу. Колени и локти бились о скользкие водоросли и камень, словно покрытый струпьями. Но она снова и снова твердила себе: