— Каждый несёт тот крест, на котором впоследствии будет распят. Так, по-моему, говорил наш Учитель Иисус.

— Я не помню, чтобы он так говорил.

— Но почему он не помог Иуде? — праведно возмутилась я. — Одно слово Учителя — и ученика бы отпустили!

— Сказывается, что ты с нами не так давно. Неужели не понимаешь, что это — ещё один урок Учителя? Может быть, самый важный в нашей жизни?

Я притихла. Фома, казавшийся раньше странным и не вызывающим доверие, за предыдущее мгновение стал намного ближе.

— Вспомни, что Учитель говорил нам вчера, после того, как римские легионеры схватили Иуду?

Конечно, я помнила… но не могла вымолвить ни слова. Ведь вчера я «не была» в теле Анны…

Фома извлёк из кармана обрывок пергамента с понятными только ему знаками, и зачитал:

«Рай не приемлет твоего Я, твоих планов, твоих мечтаний. Рай не поддерживает твоей борьбы за власть, твоих занятий и даже твоего прощения. В раю нет необходимости прощать, потому что в раю никто не виноват. Никто из пребывающих в настоящем моменте не может совершить преступление или допустить ошибочную мысль. В раю невозможна твоя мыльная опера о преступлении и наказании. В нём невозможна мыльная опера о грехе и спасении. В раю ничего не нужно исправлять. В настоящем моменте тоже ничего не нужно исправлять. Вспомни об этом — и ты в Царстве Небесном».

Какое-то время я стояла просто ошарашенной. Вернул меня в действительность прокатившийся по толпе небывалый гул удивления. Могучий Фома, не долго думая, подхватил меня на руки и водрузил к себе на плечи, благо, весила я меньше килограмма. И то, что мы увидели, не поддавалось осмыслению. Я вцепилась в плечи Фомы и заворожённо наблюдала.

Учитель находился в окружении солдат, а Иуда лежал на земле рядом с крестом. Один из солдат, видимо, командир, громко воскликнул:

— Ещё раз повтори, что ты сказал! Я хочу, чтобы тысяча жителей Иерусалима засвидетельствовала твои слова, иначе меня казнят за пособничество осуждённому.

Учитель повернулся к людям и произнёс:

— Этот человек ни в чём не виноват. Отпустите его, а если вам обязательно нужно кого-то казнить, то казните меня.

— Вы берёте вину этого осуждённого на себя?

— Да. И вину, и крест его беру.

— Все слышали? — заголосил командир. — Этот святой человек добровольно идёт на казнь вместо осуждённого Иуды Искариота! Как твоё имя, достойнейший из достойных?

— Иисус Назаретянин.

Тысяча людей восхищённо зашептала это имя, передавая его из уст в уста. Наконец оно дошло и до Фомы, который обернулся к следующему человеку и прошептал:

— Учитель Иисус Назаретянин.

— Зачем он сделал это? — засомневалась я, но меня, к счастью, никто не услышал.

Тем временем командир легионеров подошёл к Иуде:

— Ты свободен.

Иуда бросился в ноги нашему Учителю и услышал:

— В раю нет места греху и спасению.

Затем Иисус подошёл к кресту и с помощью солдат водрузил его на спину. Никто из римлян не осмелился даже пальцем его тронуть, зато Иуду грубо толкнули в толпу со словами:

— Заберите своего предателя!

— Надо помочь ему! Его растерзает толпа! — сказала я Фоме.

— Ты права.

Я спрыгнула с плеч своего брата и устремилась за ним. Фома распихивал находящихся в недоумении и шоке горожан. Я прорывалась за ним, и буквально через несколько секунд мы оказались около места расправы над Иудой. Фома неожиданно резко остановился, и я по инерции врезалась в его широкую спину. Выглянув из-за неё, я услышала:

— Анна, не верь своим глазам!

Я увидела и… не поверила. Пару минут назад, когда на глазах у всех Учитель принял крест Иуды, я была шокирована — как и остальные обыватели. Но сейчас… сейчас толпа находилась в счастливом неведении относительно творящих самосуд десяти мужчин, и только мы с Фомой окончательно потеряли дар речи, а я к тому же — ещё и дар слуха.

Тем не менее Фома говорил, вернее, цитировал нашего Учителя:

— Люди! Вы не ведаете, что творите! Не судите да не судимы будете! Опомнитесь, заблудшие! Остановитесь на мгновение! Убедитесь — ваш разум не повинуется душе вашей!

Андрей, Пётр и ещё восемь учеников наконец, услышали Фому, перестали избивать Иуду длинными палками и обратили на нас внимание.

— Из-за этой трусливой собаки погибнет наш Учитель! — крикнул Матвей.

— Богу богово, а предателю предателево! — согласился Яков.

— Иди домой, Фома! Ты всегда во всём сомневался, и даже сейчас не поддерживаешь нас! — обвинил Симон.

— Стойте, братья… — неожиданно прошептал Иуда, и все притихли, только Андрей недоверчиво пробормотал:

— Сейчас каяться начнёт.

— Прежде чем вы забьёте меня до смерти, я хочу, чтобы вы знали правду, — Иуда поднялся на колени и вытер рваным рукавом хитона кровь с лица. — Я не предавал нашего Учителя. Но я знаю имя предателя.

— Говори, Иуда! — приказал Пётр.

— Нет! Ни под какими пытками вы не узнаете. Можете убить меня!