— Чтобы выжить в этом углу, нужно сделать еще пару ходов. Мой старый должок, обросший процентами, — сказал Отакэ, когда вскрыли конверт с записанным 108-м ходом. После 109-го и 111-го ходов белых все опасности были устранены и напряженность в этом углу полностью снята.

В этот день игра продвигалась на редкость быстро: еще до 11 часов было сделано пять ходов. Однако 115-й ход означал завязку решающего сражения — черные пошли в атаку, стремясь ограничить и обкусать намечавшуюся большую территорию белых в центре, поэтому, естественно, Отакэ снова задумался.

Ожидая, пока черные сделают ход, Сюсай принялся рассказывать о ресторанчиках в Атами, славившихся приготовлением угрей, — «Дзюбако», «Саваси» и других. Он рассказал также о том, как ему приходилось ездить в Атами в те времена, когда железная дорога доходила только до Иокогама, а дальше надо было передвигаться в паланкине с ночевкой в Одавара.

— Мне было тогда тринадцать лет… Лет пятьдесят тому назад…

— Давненько… Мой отец тогда только-только родился, — рассмеялся Отакэ.

Пока Отакэ думал над ходом, он три раза вставал и, жалуясь на желудок, выходил. Пока его не было, мастер сказал:

— Какой усидчивый — уже больше часа думает.

— Без малого час тридцать, — отозвалась девушка-секретарь. В этот миг загудела полуденная сирена. Девушка по секундомеру, которым явно гордилась, следила, сколько времени длится гудок.

— Ровно минуту, на пятьдесят пятой секунде начнет затихать.

Вернувшись на свое место, Отакэ принялся растирать на лбу салометиловую мазь. Потом, хрустнув пальцами, положил рядом с собой лекарство для глаз. Было такое впечатление, что до перерыва он свой ход не сделает. Однако спустя 8 минут вдруг раздался щелчок камня о доску.

Мастер, который сидел опершись о подлокотник, хмыкнул. Он выпрямился, сжал губы и впился взглядом в доску, словно собираясь просверлить ее насквозь. Толстая кромка припухших век придавала его пристальному взгляду чистоту и блеск.

115-й ход черных был очень агрессивный, и теперь белым приходилось изо всех сил защищать свою территорию в центре доски. Подошло время обеда.

После обеда, не успев сесть за доску, Отакэ сразу же удалился в свой номер, где смазал себе горло каким-то лекарством с резким запахом. Потом закапал в глаза капли и вооружился двумя грелками.

116-й ход занял у белых 22 минуты, но последующие ходы вплоть до 120-го были сделаны быстро. На 120-м ходу белым по всем тактическим канонам следовало защищаться мягко, но Сюсай, напротив, жестко прижал черных, не побоявшись образовавшегося при этом «пустого треугольника».

Ситуация на доске была очень напряженной. При мягкой игре белые рисковали потерять несколько очков, но в этой партии такая потеря была бы непозволительной роскошью. То, что над тончайшим ходом, который мог решить судьбу партии, мастер думал не более минуты, вселяло в противника ужас. Похоже было, что после 120-го хода мастер принялся за подсччет очков, сопровождая счет кивками. Это зрелище сильно действовало на нервы.

Исход игры мог зависеть от одного очка. Если уж белые завязали жестокую схватку из-за пары очков, черные тоже были вынуждены сражаться вплотную. Отакэ сидел скорчившись, как от боли, на его круглом детском лице впервые проступили голубые жилки. Он шумно и с раздражением обмахивался веером.

Даже мерзнувший мастер раскрыл веер и стал им нервно размахивать. На обоих тяжело было смотреть. Наконец мастер облегченно вздохнул и принял более свободную позу.

— Стоит задуматься, как сразу же теряю ощущение времени, — сказал Отакэ, чья была очередь ходить. — Уф, даже жарко стало, простите.

С этими словами он снял накидку-хаори. Его примеру последовал мастер. Он двумя руками отогнул воротник кимоно и высвободил шею. В этом жесте было что-то комическое.

— Снова тяну время. Какая жалость! Чувствую, что сделаю сейчас плохой ход, испорчу все, — приговаривал Отакэ, словно удерживая себя от неверного хода. Продумав 1 час 40 минут, в 3.43 пополудни он наконец записал 121-й ход.

За три игровых дня после возобновления партии в Ито противники сделали 21 ход, но расход времени у черных составил 11 часов 48 минут, тогда как белые потратили всего 1 час 37 минут. Будь это обычная игра, Отакэ давно бы уже исчерпал лимит времени.

Такая огромная разница в затратах времени наводила на мысль о большой психологической и физиологической разнице между Отакэ и мастером. А ведь мастер имел славу утонченного игрока, не жалеющего времени.

По ночам дул западный ветер, но утром 1 декабря, очередного игрового дня, погода стояла такая ясная, что казалось, будто воздух так и струится.

Накануне Сюсай играл в сёги,затем отправился в город и немного поиграл на бильярде. Вечером играл в маджонгс Ивамото, Мурасима, секретарем Ассоциации Я вата и другими.