Все с недоумением посмотрели на племянника Неистового Эрланда, и тому оставалось либо приосаниться и напустить подобающую важность, либо хлопать глазами и разводить руками, давая понять, что не меньше прочих удивлен такими посулами Каменного Кулака. Хрольф выбрал первое, но порешил устроить Варгу суровый допрос, как только вокруг не будет лишних ушей.

– Хрольф, – с горечью в голосе промолвил Волькша, когда расспросы сторешеппаря стали невыносимы, – ты знаешь, сколько племен на нашем пути из даннских земель до устья Сиены затаили обиду на франков за деяния Карламана?

Гастинг нахмурил лоб и поскреб облупившийся на солнце нос. Опять этот венед говорит с ним точно с малым ребенком. Не будь он Каменным Кулаком, Хрольф давно избавился бы от заносчивого умника: прогнал бы взашей, и конец разглагольствованиям.

– Пять саксонских племен, три фризских, четыре фламандских, – не замечая, как у варяга раздуваются ноздри, продолжил Годинович. – Все они только и ждут, как бы навредить франкам. Но поодиночке они и думать не смеют поднимать руку против их железной булавы. При этом у них не хватает воли и разума объединить силы и дать сыновьям Карламана бой. Единожды проиграв Кровавому битву при Падерборне и утратив Ирминсуль, свой столб мира, они утратили большую часть смелости. Но если дать им вождя, который поведет их к свершению вековой мести, то они восстанут и укрепят сердца храбростью. Если каждое из племен пошлет с тобой хотя бы сотню ратарей, то их наберется двенадцать сотен. А если пошлют по сто пятьдесят, то это выйдет и вовсе восемнадцать сотен жадных до франкской крови больше, чем до золота, ратарей. К тому же, посылая с тобой своих мужчин, саксы и фризы не навлекут на себя гнев Карламановых отпрысков, поскольку на виду у франков будут шёрёвернские драккары и необузданные берсерки северных лесов. А они – все прочие, пришедшие с викингами – окажутся не в счет.

– Откуда ты все это знаешь, венед? – скривил рот Хрольф. – Можно подумать, что ты вырос не на берегах Волхова, а где-то в землях саксов или фризов.

– Я просто умею слушать, – ответил Волькша. – Слушать и думать. Я люблю это гораздо больше, чем махать кулаками и жрать краденую свинину.

– Фризы сами угощали нас кабанятиной! – обиделся сын Снорри на слово «краденая», но тут же спохватился, задумался и спустя некоторое время все-таки спросил. – Ну, и как сделать то, о чем ты толкуешь?

– Делай остановки в каждом прибрежном селении, поднимайся на Громе вверх по всем большим рекам до сакских, фризских и фламандских городов. И повсюду призывай в набег всех, кто еще не забыл веру своих отцов.

– Но это задержит остальные ладьи, – слабо возражал Хрольф.

– Ты потратишь не больше седмицы, зато учетверишь свою дружину, – убеждал его Кнутнев.

И в конце концов убедил.

Многие шеппари, услыхав от Гастинга о «его» мудреной задумке поднять в поход на Роуен все земли к северу от Карламановых вотчин, недоуменно переглянулись: где была эта здравая рассудительность Хрольфа весной, когда франки наголову разбили непрошеных варяжских гостей?

– Это все Кнуб виноват, – оправдывался племянник Неистового Эрланда. – Он не хотел делиться с фризами, сказав, что всадники Кродерлинга пользы принесли мало, а добычи забрали много.

Сторешеппарю поверили. За зиму жадность ярла Хедебю многие не раз испытали на собственной казне.

Когда ватага свейских кораблей вошла в двухвратный залив Эретры, драккары и кнорры сидели в воде ниже низкого от числа взятых на борт охотников отмстить франкам за поругание Ирминсуля. Шесть сотен фризских, сакских и фламандских храбрецов в свой черед садились на весла и гнали ладьи северян к югу. А по прибрежным дорогам вслед за ними скакало еще пять сотен всадников, и каждый вез на крупе своего коня лучника или сечника. А еще были и такие, кто бежал рядом с конями, ухватившись рукой за упряжь.

Хрольф оглядывал воинство, шедшее под его рукой, и сердце его неистово билось. Двадцать три сотни бойцов вел он на Роуен! Это было ровно в сто раз больше, чем его манскап, с которым он плыл брать на копье Хохендорф. Неужели его не обманули те видения, что смутили ему душу в тот миг, когда он увидел Варга и Ольга убегающими по берегу Волхова от дворни ильменьского конунга? И полутора лет не прошло, а его жизнь совершенным образом переменилась! Слава тебе, отец всех богов, прозорливый Один, за привет и наставления.

На тинге, что имел место в одном из рыбацких домов Эретры, споров было много, но поскольку толмачил на нем Волькша, то все они разрешились к всеобщему удовольствию. Хавр было решено не трогать и проходить незаметно в сумерках, прикрыв подменных гребцов старыми парусами навроде кулей с товарами. Всадники должны были обойти Овсяное торжище с севера и двигаться на Дюкло, в то самое место, где они заплутали прошлой осенью. Там ладьи должны были переправить их на другую сторону реки, откуда им предстояло идти в обход до Мельничного ручья, [189] где Сиена начинает делать огромную петлю, выходящую под стены Роуена.

До этого места в своей задумке Хрольф хорошо выучил то, что втолковывал ему Волькша. Дальше шло труднее. Для чего-то надо было переносить драккары по суше до излучины, выше злосчастной крепости. Затем надо было опять переправлять конницу через реку, и, оставив там часть пеших ратников, вновь тащить ладьи к первоначальному месту, но на воду не спускать, а схорониться в лесу. После чего надо было ждать вестей от разведчиков, которым надлежало вызнать все, что происходило вокруг Роуена и внутри него. Мудрено! К чему все эти хитрости, Хрольф не понимал и потому объяснял довольно сбивчиво. Не помогай ему Годинович, Гастингу пришлось бы несладко – загалдели бы его прочие шеппари и форинги.