— Я где-то читала, что одинокая женщина в возрасте за тридцать пять имеет больше шансов быть похищенной террористами, чем выйти замуж.

— Это не может быть правдой, — Эмма полезла в сумку в поисках незаконной сигареты. — Вот, скажем, Луизина мать вышла замуж в сорок лет.

— Разве ее как-то раз не угнали вместе с самолетом?

— О, да.

Мариса оглянулась на стены, заляпанные следами никотиновых облаков, и осуждающе фыркнула:

— Я не могу выпить больше двух пинт сидра на голодный желудок. Пошли к мексиканцам?

— Нет, я не ем в местах, где на женских туалетах висит табличка «Для сеньорит». Там можно подхватить сифилис, просто взяв бесплатную мятную конфетку со стойки бара.

— Скажи, а здесь есть хоть кто-нибудь, кто нравится тебе внешне?

— Что, мужчина?

— Нет, кашалот. Конечно, мужчина.

— Даже и не знаю.

— Сзади тебя. Не оборачивайся. Похож на врача. На такую шею можно повесить стетоскоп.

Эмма изогнулась на табурете и понимающе улыбнулась. У него были короткие темные волосы и тонкие бледные черты лица. Он медленно листал газету, спортивный раздел.

— Шею можно было бы и побрить. Обратная сторона ладоней волосатая, как у обезьяны. А руки слишком длинные. Странно, что он не ест банан, — она всегда искала недостатки в красивых мужчинах. Иначе они бы были чересчур безупречными. Она тихо выдохнула через нос, глядя, как он листает страницы.

— Иди, возьми сахар и заговори с ним, когда будешь возвращаться.

— Не могу. Я употребляю заменитель сахара. Сама иди.

— Но он такой красавчик, разве нет? — Ты просто забыла надеть линзы.

— Черт, он уходит. Пошли за ним.

— Зачем?

— Посмотрим, куда он идет. Где твой приключенческий дух?

— Я не называю бесцельную беготню под дождем за незнакомыми мужчинами приключениями. Я думала, мы пойдем есть. — Он уже влезал в потертую кожаную куртку и направлялся к двери.

— Пошли, быстро, мы его потеряем! — Мариса пошла первой. Она всегда была первой, с тех самых времен, когда им было соответственно девять и семь лет. Мариса разбивала дверцу буфета, полного фарфоровых чашек, а Эмма была скромницей, всегда стоявшей в последнем ряду хора. Мариса перебегала через улицы с оживленным движением, Эмма выжидала на островке безопасности посреди потока машин. У Марисы была улыбка, которая раскрывалась, как аккордеон, а Эмма все чего-то ожидала, сомкнув губы и опустив глаза. Мариса играла в ужасные игры, Эмма была ужасно честной. Мариса была полна дьявольской лжи, у Эммы было сердце ангела.

Они шли за ним на расстоянии в семь шагов, и отскочили, когда он остановился перед витриной магазина подарков. Затем они зашли внутрь, следуя за его широкой спиной.

— Все эти розовые купидоны и пастельные мишки нагоняют на меня тоску, — Мариса сняла с полки резиновое сердце с ленточками и сжала его, отчего игрушка издала такой звук, как будто в ней разбилось стекло. — Зачем вообще делать такие вещи?

— Это разбивающееся сердце, — прошептала Эмма. — Шутка.

— Убожество. Смотри, смотри! Похож на врача!

Он возник возле прилавка, держа покупку. Девушка-кассир в несколько листов розовой бумаги завернула игрушечного мишку и положила в пакет. Он выбрал открытку — глянцевое алое сердце, пронзенное стрелой, попросил ручку и вдумчиво вписал что-то в открытку.

— У него на сегодня уже запланировано жаркое свидание. Вот и конец твоей теории.

— Он смотрит на меня, — сказала Мариса, выглядывая из-за горки набитых опилками единорогов.

— О чем ты говоришь? Он просто купил подарок жене! — Эмме было стыдно за свое поведение. Мариса постоянно толкала ее туда, куда ей не хотелось идти. Мариса указала пальцем на выпуклое зеркало для слежения за покупателями, установленное в углу на потолке. Глаза врача мельком скользнули в ее направлении.

— Он, наверное, думает, что ты ненормальная — подглядываешь за ним из-за горы плюшевых игрушек. Ты не умеешь говорить театральным шепотом.

Уходя, он улыбнулся Марисе.

— Ты, разлучница! — прошипела Эмма.

Мариса прыгнула за ним через закрывающуюся дверь:

— Пошли, трусливая кошка!

Они шли по залитой дождем большой улице, состоявшей из серых луж и коричневых домов, проскальзывая под желтыми фонарями, которые только-только начали зажигаться. Мимо парикмахерской, мимо букмекеров, мимо мрачной сауны, мимо магазина, где продается домашняя птица и где Мариса заворачивала куриные грудки в оберточную бумагу, — в переулок, который вел к улице, на которой стояли жилые дома.