Больше Таня ничего не подумала и не сделала. То, что Столбов попал, она поняла сразу, как услышала выстрел. На неизбежные подробности вроде лап, загребавших снег в конвульсивных движениях, глазеть она не собиралась…

Из-за деревьев появился Луцкий с ружьем в правой руке. Он размахивал им, как красноармеец на ступенях Рейхстага.

— Готов, сукин кот! — заорал он. — А кто его завалил-то?

— Ты, кто же еще, — сказал Столбов, тоже приблизившийся к месту завершения охоты.

Олигарх ощутимо повеселел лицом, но все же спросил Столбова:

— Как же он сюда добежал?

— Живучий, — объяснил Столбов, уже подошедший к Тане. И негромко добавил: — Настоящая гуманистка! Даст себя съесть, но не пальнет.

— Котика жалко, — только и смогла ответить Таня.

— Михаил Викторович, мне позвонить надо.

— Коля, сверни на пригорок, — приказал Стол.

— Тут низина, сигнал не поймать.

Таня поблагодарила, шофер изменил маршрут, и минут через пять машина въехала на холм, уже лишенный снежной шапки.

На экране мобилы появилась неуверенная черточка — хоть хреновая, но какая-то связь была.

И тотчас же телефон запищал эсэмэсками, падавшими одна за другой. Каждая из них оповещала о друзьях-коллегах, звонивших ей, но так и не дозвонившихся.

Быстренько успокоив Пашу — на самом деле все свела к шутке, Таня решила понять, чего же хочет начальство, звонившее ей уже три раза.

— Танюша, ты еще в Зимовце? — услышала она.

— Да.

— Тогда пару дней в тех краях перекантуйся. Президент в область приезжает.

Сказать, что Вячеслав May не любил Москву, — сказать мягко и недостаточно. Он ее ненавидел. Москва же, как любой живой и разумный организм, умело мстила в ответ — не отпускала.

May оказался в Москве по чужому хотению. Три года назад он сумел выполнить ответственный приказ начальства — поставить в непристойную позу одного коммерса, известного на весь Поволжский регион. Половину работы выполнили местные менты: остановили машину, подбросили наркоту. Но превратить этот по сути детский, эпизод в реальное уголовное дело смог именно он, следователь прокуратуры.

Прессинг, конечно, вышел изрядным: звонили, угрожали, сожгли машину, обещали «закрыть лет на пять, да не под Нижним Тагилом, а в реальной воровской зоне», где менту жить тяжко и недолго. Обещали прислать жену в восьми посылках. May отвечал, что будет только рад — жена полгода назад подала на развод. Ночевал в следственном управлении, но и тут чуть не достали, прямо как Кирова в Смольном.

В итоге коммерс сдался и отдал все, что требовалось, начальник получил разные дивиденды и ушел в Москву, в Следственный комитет, а с собой захватил May. Ну, во-первых, как говорил французский гуманист, мы все в ответе за тех, кого это самое… а во-вторых, всегда хорошо, когда под рукой прирученный зверь.

Вот только карьера на новом месте у начальника не пошла. Он сидел в кабинете, курировал какие-то дальние регионы, анализировал ситуацию без малейших намеков на востребованность труда. May занимался тем же самым, только в офисе-аквариуме на шесть персон, да и зарплата была существенно поменьше.

В Москве, как и на малой родине во время недавних приключений, May жил в здании Следственного управления. Не потому, что преследовали, — просто не хотелось ехать в неустроенную съемную клетушку в Митино. Бывало, даже ночевал в управлении. В присутствии коллег имитировал вялую трудовую деятельность. Когда коллеги уходили, забавлялся с компьютером, как мог. До этого из всех экранных игр знал только «Покер» и «Арканоид», теперь же освоил три стрелялки, две бродилки, также стал участником онлайн-ролевой игры «Империя и варвары» и даже достиг уровня младшего конунга.

Все это время May чуть ли не молился — скорей бы шефа погнали из Москвы, а заодно и его. Хотя бы на родной Урал. Но вышло по-другому. Однажды шеф вызвал к себе May:

— Просили найти человека грамотного, ответственного, а главное, решительного. Я назвал тебя. Жди, сегодня позвонят и все скажут.

May стал выспрашивать нюансы, но шеф сказал лишь, что это — важная структура, которая за всем следит и ничего не забывает.

May ждал с некоторым интересом. Он не представлял, как его нынешняя жизнь может измениться к худшему.

Позвонили и сказали, что машина уже внизу. Выйдя из подъезда, следак увидел машину сразу — уж слишком вольно она припарковалась. Впрочем, при взгляде на номера (May уже знал некоторые нюансы столичной жизни), стало ясно, что такое авто может парковаться и на Красной площади.

Не то чтобы провинциальный следак был таким уж поклонником Гете, но, подобно чернокнижнику Фаусту, не раз шептал по дороге, нежась на мягчайшей, вкусно пахнущей коже заднего сиденья: «Остановись мгновенье! Когда мне еще доведется ехать в такой машине?»