Шрифт:
Дейви споткнулся о бухту каната и уронил бочонок. Грей увидел, как тот покатился по палубе, оставляя за собой тонкую полоску пороха. Ну просто замечательно!
Грей остервенело рубанул по толстому пеньковому крепежу, страх придал ему сил.
— Внизу есть огонь?
— Я не увидел. Но там раненые. Один из них… — Дейви сглотнул, явно стараясь прогнать рвотный позыв, — сильно обгорел.
— Шлюпки? — Грей посмотрел на матросов.
— Только одна.
Когда огонь перекинулся на грот-марсель и тот загорелся, словно сухой лист, их обдало горячей волной. Грей осмотрел углубление, вырубленное в грот-мачте. Несмотря на всю свою силу, Леви удалось углубиться в дерево лишь на пару дюймов. Потребуется слишком много времени, чтобы свалить эту многослойную махину. К тому времени языки пламени опустятся слишком низко. Огонь доберется до палубы, зажжет порох, дойдет до трюма, заполненного ромом, и весь корабль взорвется.
«Будь оно все проклято!»
— Капитан?
В это самое мгновение Грей понял несколько вещей. Он понял, что теперь действительно является капитаном этого Богом забытого корабля и должен оставаться на нем до конца. Он понял, что может спасти только часть людей, если повезет и удастся спустить на воду шлюпки, прежде чем загорится ром. И он понял, что если не сумеет спасти всех, то не сможет потом жить с этим.
А это означало, что жить он не будет. Он никогда не вернется на «Афродиту». Не вернется к своему делу, к своей семье. Не вернется к ней.
Он погибнет. Сегодня. Господи Иисусе!
Грей запустил руку в волосы, откинув их со лба, потом взял у Леви тесак.
— Спускайте шлюпку. Всем покинуть корабль. — Несколько пылающих кусков сгоревшего марселя сорвались с реи и, подгоняемые ветром, канули в пучине океана. — И поторопитесь.
Матросы ловко и споро спустили на воду небольшую шлюпку. Грей поднял голову и посмотрел на горящую грот-мачту. Мачта пылала, рассыпая снопы искр, подобно плохой жировой свече. Скрипнув зубами, он саданул по чертовой деревяшке кулаком, но лишь ободрал руку, мачта и не сдвинулась с места.
— Падай же, черт тебя побери! — Он прислонился плечом к мачте и толкнул, хотя и понимал, что это абсолютно бесполезно. Сжав зубы, Грей уперся пятками в выступающее ребро шпангоута и снова толкнул. — Падай!
Ничего.
Незнакомый матросский голос прорвался сквозь шторм:
— Покинуть корабль! Все наверх! Покинуть корабль! В шлюпку!
Несколько матросов с трудом протиснулись сквозь люк полубака и, шатаясь, направились к борту. Если матросы и заметили небритого сумасшедшего, который голыми руками пытался свалить грот-манту, они даже не остановились, чтобы бросить на него второй взгляд.
— Прекратите чертовы вопли!
Грубое, но какое-то вялое ругательство донеслось до Грея. Он обернулся на голос и увидел, как долговязый мужчина в черном с медными пуговицами сюртуке, пошатываясь, вышел на палубу, потирая изможденное лицо. Несколько секунд он тупо, с пьяной сосредоточенностью, смотрел вокруг. Полное непонимание происходящего читалось на его лице.
Наконец он поднял голову и увидел горящую мачту. Удивление, мелькнувшее в его глазах, моментально сменилось неприкрытым страхом.
— Какого черта?… — Он снова грубо выругался. Грей покачал головой. Неужели этот человек проспал все, что произошло с его судном? Он потерял по крайней мере двух матросов, его корабль вот-вот превратится в ад, а он костерит матросов за то, что их тревожные крики прервали его крепко сдобренный ромом сон.
Грей сложил руки рупором:
— О'Ши!
Ирландец поймал его взгляд.
— Забирай этого пьянчугу и вместе с Леви усаживайтесь в шлюпку, отходите сразу же, как только погрузитесь.
— А как же ты, Грей?
— Я доплыву до вас. Все, отправляйтесь!
— Да, капитан.
О'Ши, схватив капитана «Кестрела» за рукав сюртука, потащил его к шлюпбалке, через минуту они исчезли за фальшбортом, а еще через несколько секунд Грей увидел, как туго натянутый линь, который удерживал шлюпку у борта корабля, дернулся и провис.
Шлюпка отчалила.
Грей смотрел на грот-мачту, чувствуя, как ползущий по рангоуту огонь опаляет его волосы. Он погибнет здесь в одиночестве, не оставив после себя ничего, что бы отметило его существование на этой земле — только ряд неоправдавшихся надежд и несдержанных обещаний. То, что останется после него, исчезнет быстрее, чем след дельфина.