В то же время в комнате Елены два налетчика пытались обезвредить Филиппа, но тот, хотя особыми физическими данными и не отличался, сражался яростно: нежелание делиться полученными деньгами удесятеряло его силы. Скоро он заразил своей жадностью и других, поэтому один из налетчиков тоже впился в пачку денег и принялся тянуть на себя. Купюры рвались и сыпались на ковер. Налетчик разозлился и попытался ударить Филиппа кулаком в челюсть, но тот коварно разинул пасть, кулак пролетел дальше, чем рассчитывал, после чего Филипп стиснул зубы. Налетчик заорал и, чтобы освободить руку, уперся ногой во что-то мягкое и со всей силы дернул на себя. Рука вернулась владельцу с одним зубом, застрявшим между костяшками, а мягкая подпорка с визгом отлетела в сторону — оказалось, что пнули мадам Чеботареву, которая тоже решила поучаствовать в схватке за деньги.

На этом то ли у Елены терпение лопнуло, то ли она вспомнила, кто все-таки в доме хозяйка. Сначала она вышвырнула из комнаты в коридор Филиппа, а пришлый налетчик выскочил за ним в погоню сам. Другой, правда, замешкался, вылезая из под перевернутой тахты, но Елена хватила его по голове статуэткой Аполлона, которая была не только антикварной, но еще и бронзовой. Древнего бога еще слегка помяли, когда им швырнули в голову появившегося на шум Арцибульдера. Авторитет успел пригнуться, что делал в жизни всего раз семь, из них шесть — в глубокой юности при необходимости присесть на горшок, и Аполлон с пафосным звоном расколотил зеркало в двери коридорного шкафа. Остальной шкаф доломали вырвавшиеся на подмогу кто кому Булыжник и его противник.

Елена перевела дыхание и глазами обвела поле битвы, прикидывая, чем бы ей еще вооружится. Витек же тем временем вытащил руки из надрезанных Арцибульдером полос жгута, осторожно прошел из кухни через коридор, уворачиваясь от летающих рядом кулаков и предметов домашнего обихода. Достигнув двери в гостиную, он встретился глазами с Еленой. Видок у обоих был, скажем так, не для светских приемов.

— Я лучше итить твою мать, — без каких либо знаков препинания произнес "эстонец". Елена была бы рада добраться до мерзавца, но гора дерущегося мяса отделяла ее от него, и перебраться через этот Стикс возможности не представлялось.

— Ты мне еще попадешься, — пригрозила она и швырнула в Витька ненужным уже телефонным аппаратом. Арцибульдер в этот момент как раз смог разогнуться. Телефонный аппарат угодил ему аккурат в темечко и рассыпался на кусочки.

— Зверь баба, — похвалил авторитет, теряя сознание.

Витек выбрался из квартиры и бегом бросился вниз по лестнице, забыв про наличие лифта. Выбегая из подъезда, он сшиб Шору, который был занят разглядыванием кошки, принесшей сюда своих котят, чтобы спрятать их от холодного осеннего ветра.

— Осторожней! — начал ругаться Шора, который, отлетев в сторону, чуть не придавил одного из малышей, — глаз у тебя, что ли, нет? Э, постой — это же ты!.. А как же?..

Витьку объясняться было недосуг. Он стремительным шагом, не пустившись в галоп лишь для того, чтобы не шокировать бабушек на лавочке, удалялся от злополучного подъезда, заодно приводя в порядок измятую донельзя одежду. И шагов через двадцать почти нос к носу столкнулся с Бородянским. Начальник треста только что вернулся с работы после удачной, на его взгляд, развязки дела с "Золотым Крюком", отпустил служебную машину, и теперь направлялся домой, где его должен был ждать ужин.

— Господин Жальгирис? — удивленно окликнул Бородянский.

— Э… Он самый есть, — признался Витек, приводя в порядок волосы и соображая, чтобы ему соврать. Голова болела и работала плохо. Но Лев Семенович сам пришел к нему на помощь.

— Позвольте полюбопытствовать — не у моей ли дочери Елены вы были? — строго спросил Бородянский-старший.

— Собственно, у нее. Мы хорошо выпить чай с этим… ну, как его… с печкой.

— С печеным? Неужели Елена печет? А, с печеньем, — догадался Бородянский. — Не знал, что наши семьи связаны каким-то иным образом, кроме общих деловых интересов.

— Связаны, самым положительным образом связаны, — Витек незаметно потер зудящие от жгутов запястья рук.

— Что значит "положительным"?

— В смысле — я полагаться на Елену…

Бородянский понизил голос.

— Молодой человек, если даже вы переспали с моей дочерью, об этом необязательно объявлять во всеуслышанье во дворе… Нет, я хотя и не одобряю… Но вы, в конце концов, взрослые люди… Кстати, это не вы в прошлый ваш приход забыли у нас башмак?

— Не я. А сейчас вы меня извинить — я руки в ноги в башмаках и бежать.

— А может, подниметесь — посидим, пообщаемся, так сказать, по семейному? — поинтересовался Лев Семенович, но увидел, что говорит в пустоту. Витек уже растворился в темноте двора.

"Хамло", — подумал Лев Семенович и направился к подъезду. Он сделал его шагов пять, как его внимание привлекло странное существо, вывалившееся из блока. У него было несколько переругивающихся голов, одно туловище, которое в этой свалке несколько рук умудрялись все же поддерживать на весу — это был вырубленный Еленой Арцибульдер, — другие руки продолжали одаривать соседей ударами, и много ног. А мозгов, вероятно, не было вообще, потому что еще один, маленького роста и очень юркий малый, крутился вокруг, подсказывая существу дорогу. Остолбеневший Бородянский наблюдал за этой ошибкой природы еще несколько минут, пока биоконструкция также не скрылась во тьме. Бабушки на лавочке молчали, впитывая происходящее, как губки — мыльную пену. Повода для сплетен им должно было теперь хватить как минимум до новогодних празднеств. Когда Лев Семенович все же стряхнул с себя остолбенение и поднялся к себе на этаж, в квартире его ждало еще более дикое зрелище: переломанная мебель, разбросанные вещи, а посреди всего этого — Елена, наполовину напуганная, наполовину безумно злая. Бородянский оценил ситуацию и задал вопрос, который ему показался весьма логичным, а его дочурке — на редкость идиотским: