— Они поставили на верную лошадку, — мрачно сказал Тод. — Нынче «Тайная служба» идет в гору. «Лига убийц» — просто воскресная школа в сравнении с этой бандой.

— Никак не могу примириться с тем, что логово Prinzessin называют «Святым домом»! — содрогнулась Луэлла.

— Вы не читали в «Тайме» статейку о Фокси Флике? — спросил Тод. — «От военного преступника до могущественного промышленника номер два в Федеративной Германии»? Тонкая работа. Я посетил старого Фокси в день его семидесятипятилетия. Взял у него интервью. Старик показал мне сногсшибательную поздравительную телеграмму от канцлера. Тот поздравлял его «с жизнью, полной великих подвигов, вопреки ударам судьбы, нанесенным нашему народу и лично ему, Фокси…»

— У вас довольно милые знакомые, — бросила Луэлла.

— Ja. Так, например, я присутствовал на пресс-конференции, которую устроил для нас генерал Ламмердинг, тот самый субъект, выдачи которого вот уже несколько лет требуют французы. Они хотят привлечь его к суду за массовые убийства в Орадуре. — Вопросительно подняв брови, он посмотрел на Джой. — Вы не слышали об этой вечеринке? — спросил он Джой.

— Нет.

Поймав его насмешливый взгляд, она почувствовала себя неловко.

— А надо бы знать. Это было французское Лидице.

— Почему же его не выдали как военного преступника? — спросила она.

— Да потому, что в британской зоне его не могли найти, когда французы впервые потребовали его выдачи; а когда атмосфера слишком накалилась, ему пришлось удрать в американскую зону. Мы не можем его найти, и французам остается только скрежетать своими вставными челюстями.

— Но как же он тогда устраивает пресс-конференции?

— Тут вы уж сами догадайтесь.

Раздраженная его покровительственным тоном, Джой задала вопрос:

— Вы не рассердитесь, если я спрошу, как вы попали в советскую зону?

— В силу соударения ряда обстоятельств, если мне будет позволено сочинить такое словцо, обусловленное соображениями высокой политики и волей моего редактора, являющегося одновременно и моим родителем. Когда в холодной войне началось потепление, один выдающийся, хотя и раболепствующий, современник опубликовал в нью-йоркской газетке репортаж о Восточной Германии и не был за это вызван в комитет по антиамериканской деятельности, мой отец и решил, что мне следует, отточив зубы и навострив глаза, посмотреть, что там на самом деле происходит. К тому времени я уже был сыт по горло западногерманскими помоями, накопившимися за четырнадцать лет. Я запросил визу обычным порядком и получил ее намного быстрее, чем любой парень из коммунистической газеты, который пожелал бы попасть в «благословенную богом Америку». И вот я перед вами, вернулся оттуда жив и невредим и даже стал на два килограмма тяжелее от сливок, которые там кладут куда надо и куда не надо.

— Расскажите нам правду об этой зоне, — попросил Стивен.

— Лучше уж когда-нибудь в другой раз. Это слишком долгое дело. Могу процитировать нашего современника: «Хотим мы или нет, это предприятие работает».

— Мне говорили, что там нехватки во всем, — не унималась Джой.

— Кто это вам говорил? — спросил Тод.

— Все.

— Как прожженная газетная борзая, я ничего не принимаю на веру, поэтому спрашиваю: «Кто это все?»

— Все, с кем я встречалась здесь.

— Вы говорите по-немецки?

— Нет, но…

— Ну, если вы можете позволить себе совершать кругосветные путешествия, то, стало быть, принадлежите к классу австралийских баронов, которые стригут баранов и которые частенько дают мне подобного рода дезинформацию прямо из бараньих уст, посему, когда вы говорите «все», это обычно ограничивается лишь марочными миллионерами, изъясняющимися по-английски, или же их прихлебателями, которые изо дня в день живут надеждой, что по ту сторону границы что-нибудь стрясется. Да знаете ли вы, что шестьдесят процентов людей, живущих в Западном Берлине и поставляющих вам эти сведения, никогда не были в Восточной зоне? И я, который исколесил две тысячи километров по Восточной Германии и встречался там с немцами всех мастей, должен теперь выслушивать всякие небылицы о Восточной Германии!

— Стало быть, вы говорите по-русски? — Замечание Джой означало скорее утверждение, нежели вопрос.

— Нет. И не собираюсь изучать. Вот уже пятнадцать лет я изучаю немецкий язык, будь он неладен, и добился того, что уже не забываю начало слова в сорок семь букв, когда доползаю до его конца. Благодарю покорно, хватит на целую жизнь!

— Но как же вы разговаривали с жителями Восточной зоны, если не говорите по-русски?

Тода словно осенило.

— Ну, после такого мне необходимо еще выпить. — Он дал знак кельнеру и, обращаясь к Джой, сказал: — Мой маленький милый простак, за границей я не говорю по-русски, и я не встречал ни одного немца из Восточной зоны, который говорил бы по-русски, хотя такие люди там есть. Там, как и здесь, говорят по-немецки. Жители северной части Германии отличаются от жителей южной части своим произношением и подсмеиваются друг над другом из-за их акцента.

— А много ли русских вы там встречали? — спросил Стивен.

— Встретил нескольких на контрольном пункте Восточного Берлина при проезде в Восточную Германию, но все формальности выполняла немецкая охрана. Когда мы проезжали мимо казарм, где-то около Макленбурга, потом близ Лейпцига, если бы шофер не сказал, что они заняты русскими, я бы не догадался. Они не размахивают серпом и молотом за границей, как это проделываем мы со своими звездами и полосками! А еще я повстречал один военный грузовик, битком набитый молодыми Иванами, который ехал следом за нашей машиной. Мой шофер сбился с пути и привез меня в какой-то тупик. Вот было смеху, когда русским пришлось разворачиваться и искать правильную дорогу! Видел я немало русских кладбищ, где лежали Иваны, которые помогли разбить Гитлера.