— Ну и повзрослела?

— Только когда тебя встретила. Знаешь, в те годы, когда все росли и становились взрослыми, я уходила на берег и там прыгала в волнах, читала, мечтала.

— Да, меня это тоже удивило при первой встрече.

— Что?

— Да то, сколько ты успела прочесть.

— Мне повезло, — проговорила Джэн задумчиво, — отец очень любил читать и меня приучил тоже.

Барт шлепнул веслом по плавающему листу.

— А о чем ты мечтала?

— Наверное, о тебе, так мне теперь кажется.

Барт встретился взглядом с ее глазами, обезоруживающе серьезно смотревшими с сияющего улыбкой лица. Он смущенно улыбнулся и наклонил голову:

— Благодарю вас, леди. А я сразу влюбился, когда увидел, как ты прыгнула на огромную волну. Это уж точно. Именно такой я представлял себе современную русалку.

— Русалку без хвоста.

Оба радостно рассмеялись.

— Должен сказать, я несколько видоизменил это первое представление, когда ты обогнала меня на трехсотметровой дистанции от пляжа до палатки.

— Ну вот еще, брось! — Джэн изобразила полную застенчивость. — Да ты из меня какую-то амазонку делаешь.

— Ни у одной амазонки никогда не было ни такой чудной мордашки, ни такой фигуры, — сказал Барт с шутливым поклоном. — Ну, да ладно, хватит с вас комплиментов.

Он склонился к веслам.

— Сейчас надо подыскать местечко для завтрака и посмотреть, что ты там насовала в этот пузатый мешок, на который ты так жадно поглядываешь.

— Вот тебе и на! У самого-то уже битых полчаса слюнки текут при одном взгляде на мешок.

— Так ведь я и потрудился.

— Ох, уж это мне мужское бахвальство! А ведь три четверти пути мне пришлось лодку тянуть.

— Нет, все-таки голод мой вызван только переутомлением, — упорствовал Барт.

— Ерунда! Вспомни, какой ты сегодня завтрак умял.

— Я и полюбил тебя за то, что ты такая чудная стряпуха.

— Вот те и на! Только за это?

— И еще за многое!

Барт улыбнулся, заметив, как разливается румянец под ее загорелой кожей.

— Ну, пора вылезать! Вот хорошее местечко.

Барт привязал лодку к кусту шиоки, склонившемуся над водой. Джэн с мешком на плече выскочила на берег.

— Ну-ка, побыстрей разведи костер, и я тебе в два счета приготовлю завтрак.

Вскоре запах горящих эвкалиптовых листьев наполнил прогалину, и струйка дыма лениво поползла по краю густой поросли. Барт наполнил водой закопченный котелок и пристроил его у огня, а Джэн, уложив отбивные на железной решетке, установила ее на очаге, который Барт соорудил из камней. И уже через несколько минут жир закапал в огонь, а мясо дразняще зашипело. Аппетитный запах отбивных, зажаренных на решетке, смешался с запахом горящих эвкалиптовых листьев.

Джэн намазала маслом толстые ломти свежего хлеба, нарезала ломтиками помидоры, хрустящий салат. Барт поднял крышку с котелка, добавил чаю и снова поставил его на огонь, чтобы он еще докипел.

Потом они растянулись в тени банксии на жесткой прохладной траве. Барт разлил чай по чашкам и радостно вздохнул. Да, обыкновенный пикник с Джэн лучше, чем роскошный ужин с кем бы то ни было. Вслух же он произнес:

— Что ж, может, амброзия и была вкуснее, но я б с богами не махнулся.

Джэн вгрызлась зубами в отбивную и от удовольствия даже глаза зажмурила.

— Я тоже.

Они брели по мелководью вдоль озерного берега. Джэн несла фонарь, а Барт сетку для креветок. Вода сверкала в кругу света, отбрасываемом фонарем, а дальше, за кругом, расстилалась тьма, такая густая и черная, что единственная звезда, сиявшая сегодня на небе, чертила дорожку через все озеро.

У противоположного берега сверкали фонари других полуночников, и голоса их, плывшие над водой, казались какими-то нездешними, нереальными…

— Сюда! Сюда! Барт! — Джэн возбужденно замахала фонарем. — Здесь их миллион…

Джэн поднесла фонарь к самой воде, и Барт мог разглядеть теперь выхваченную светом, переливавшуюся в лучах фонаря стайку креветок, их прозрачные сверкающие тела, их выпученные и блестящие, словно бусинки, глаза.

— Сюда! Скорей!

Барт погрузил сетку в воду и почувствовал, как она потяжелела. Он потянул ее кверху, и целый дождь брызг, засверкав в лучах фонаря, посыпался в воду, а внутри сети кишели креветки.

С гордостью они осмотрели улов, потом повернули к берегу и пошли назад, к своей лачуге, вдоль берега, у которого фосфорически мерцали тихие волны и замирали с мерным шорохом в прибрежных зарослях тростника.