— Вот, девка, дала! — восхитился парень. — Эй, прикончи его! Все равно не сбежишь, но получишь моральное удовольствие!

Лима его не слушала и с мрачным удовлетворением смотрела на растущую лужу. Тело трясло от желания присосаться к шее поверженного ею мужчины. Темное «я» проснулось и собиралось отобрать у нее контроль, завладеть разумом. Рот наполнился слюной. Может, она не стала прощеной? А просто отсрочила свое превращение в монстра? Чтобы хоть как-то прийти в себя Олимпиада прокусила себе руку до крови.

Сбежались люди в балахонах. Сразу определив, что случилось, они быстро отдали приказ. Шипящей девушке пульнули нечто в лицо, отчего ее покачнуло, а в глазах помутнело.

— Оденьте ее и переведите в открытый отсек. А этого недоумка в лазарет.

Как ее переносили, Лима помнила смутно. Мелькали камеры разных цветов, испуганные лица, алые прутья открытой клетки, голубое небо. Сознание находилось, словно в дурмане. Отовсюду доносился вой, визг и чей-то голос.

— Эй, подруга просыпайся, хватит спать! Жратву принесли!

Слипшиеся глаза едва разлепились. Зрение постепенно обретало четкость. Сначала она увидела контур фигуры. Потом то, что это женщина. Чуть погодя, что лысая женщина, остроухая. А после, что вовсе не женщина…

— О, проснулась, я уже думала сдохла.

— Как же, сдохнешь здесь, если только копыта отбросишь и кандалы оденешь.

— Тебе это не грозит, тебе можно отбрасывать только твой противный хвост! — мистический звонкий голос незнакомки пугал.

Лима приподнялась на локтях. В соседней комнате сидела на огромном теле черного паука половинка лысой красивой женщины. Там где по идее должна быть голова паука крепилось туловище. Кожа серая с разными острыми выступами, руки с длинными когтями. О том, что существо именно женщина говорила большая грудь и голос.

— Приветики, за что сюда посадили такую тощую? Да еще с обозначением «А-7»? когда у меня «А-6»! — грозно поставила руки на тонкую талию в твердых наростах.

Лима постучала по голове кулачком. Но галлюцинация не прошла, да еще и улыбалась, сквозь прутья теперь уже в клеточку. Глаза у галлюцинации яркие, синие.

— Охраннику… чуть кишки не выпустила, — сдавленно выговорила Лима, стараясь не вспоминать жажду. Ей становилось жутко от осознания того, что она сделала с охранником.

— А почему чуть, я бы выпустила! — надула губки девушка.

— Он, кажется, был в доспехах.

— Не хило, — кивнула девушка-паук, — каптюры даже мои сломаются. Кстати, меня зовут Экрис, а тебя?

— Крик или Лима, можно еще Олимпиада.

Экрис посмаковала серыми губами.

— Лучше Крик, звучнее как-то. А меня сюда посадили за то, как я выгляжу. Да и вот какую клетку тесную дали, гады! Ни лапу выпрямить, ни пошевелится!

— По-моему здесь уже ничему нельзя удивляться.

Паучиха захохотала.

— А вон того хвостатого придурка звать Горлун.

Лима развернулась и ей помахала когтистая лапа мохнатого человека. Он смахивал на волка, вставшего на здание ноги, но с человеческим лицом монгольского типа.

— Надеюсь, ты не такая болтунья как она?

— Не думаю, — медленно повертела головой и поправила белую прядь.

С противоположной стороны раздались глухие стоны. Олимпиаду передернуло. К ней тянулось из прутьев нечто с обвисшей мутно-желтой кожей с большим беззубым ртом. Маленькие, далеко расставленные черные глазки неотрывно следили за каждым ее движением. С очень длинными пальцами, сгорбленное тело, лысая голова с шишками вместо волос.

— Что ЭТО? — спросила испуганная Лима, сморщившись от отвращения. В нос ударила отвратительная вонь. Ее обоняние заметно стало сильнее.

Экрис развернула голову в сторону страшного существа.

— Вот кто-кто, а эта сучка сидит в тюряге на законном основании, — ответила отнюдь невесело.

— И что это?

— Древний хищник. Видишь? Ей стоит обозначение «Г-10».

— Ну?

— Она тупая и кровожадная. Она только стонет и жрет, стонет и жрет. Единственная ее цель — пожрать живой плоти. Поэтому она и тянется. Пусти ее так она сожрет здесь всех.

— Ты сказала «она»?

— Не удивляйся, но эта чмошница действительно баба. Когда ее сюда поместили, она снесла яйцо. И из него вылупилось подобие ее самой, только без обвисшей груди.

— И что с ним случилось? — спросила, подняв бровь.

Экрис скривилась, сморщив красивый носик.

— Она его сожрала. Он хотел сбежать, но не получилось, прутья помешали. И успел еще, кстати, с ней спарится. Представляешь? Она потом еще одно яйцо снесла. Оттуда баба вылупилась.

— Тоже съела?