– Я охотно вкушаю рыбу, но в назначенные Господом дни, – сказала она ледяным тоном, от которого у рыцаря кусок застрял в горле. – Сегодня не среда и не пятница, вы об этом знаете? – спросила она хозяина с убийственной издевкой.

На красномордого бородача смотреть было жалко. Он, разводя руками, промямлил:

– Дык я для госпожи зарежу курицу, мигом!

Фрейлина сморщила носик.

– Может, свершите это на моих глазах? – осведомилась она саркастически. – Пока будете готовить… – точеной ладошкой совершила отрицающий жест.

Инконню сперва хотел присоединиться к возмущению дамы, но вид униженного хозяина, хоть и виллана, царапнул сердце, на душе стало гадко.

– Отличная рыба, – сказал он, глядя в тарелку. – Да, Гарет?

Оруженосец согласился через силу и застыл, поймав взгляд девушки. Побелевшее лицо фрейлины враз стало неприятным. Девушка промолчала, с достоинством отщипнула несколько волоконцев со спины вареного леща.

Хозяин потихоньку ускользнул. Фрейлина разворотила деревянной вилкой рыбу, отбросила прибор. Инконню с пухлыми щеками от припрятанной во рту снеди поспешил встать следом за дамой.

Леди Хелия сказала так сухо, что вызвала жажду:

– Сэр Инконню, из-за непомерной скупости мужлана, хозяйствующего здесь, нам досталась одна комната. Надеюсь, ночью, когда захочется тепла, вы потянетесь к оруженосцу, а не ко мне.

Юноша поперхнулся, багровея, как кусок металла в горне.

– Что молчите? – спросила Хелия со злой усмешкой. – Рыцарь обязан дать даме хоть какой-то ответ.

Инконню заработал челюстями, как хомяк. Фрейлина несколько мгновений наслаждалась зрелищем, затем откланялась.

Рыцарь бухнулся на лавку, униженный и раздавленный. Гарет старательно отводил взгляд, губы расползались.

Инконню с хрустом выпрямил сгорбленную спину, держа глаза широко распахнутыми, боясь сморгнуть слезу. Мысль о предстоящих днях рядом с фрейлиной наполнила душу горечью и отчаянием.

Проснулся он по зову петухов. Вскочил как ошпаренный, оглядывая комнату в утреннем сумраке. Гарет, лежащий рядом на полу, дернулся испуганно, но рыцарь растопырил ладонь, и оруженосец закрыл глаза.

Как ни странно, но за ночь боль в отбитых ребрах улеглась. Инконню оделся, поверх рубашки натянул гобиссон. У двери оглянулся на кровать, где спала леди Хелия. Замер от восторга, а в груди сладко защемило, половина обиды за вчерашнее испарилась мигом, вторая растаяла еще до того, как ступил на порог часовни.

Беднота убранства резанула глаза: в замке часовню украсили фресками, окна расписали причудливым орнаментом, полно дорогой утвари…

Рыцарь отрешился от посторонних мыслей, преклонил колени.

Тишину после горячей молитвы нарушил вкрадчивый голос, прозвучав за спиной, заставил вздрогнуть:

– Очень хорошая молитва, сын мой, шла от сердца.

Инконню повернулся, склонил голову:

– Святой отец.

Священник, кивнув благосклонно, подошел ближе. Инконню отметил: суровое лицо с ниткой шрама на массивном подбородке, внимательные серые глаза.

Священник пригляделся, широко раскрыл глаза. Инконню вздрогнул от гневного вопля:

– Убирайся из дома Христова!

Рыцарь оторопел, рот приоткрыл глупо. Священник резко толкнул его кулаком в грудь, в серых глазах полыхал фанатичный огонь.

– Прочь, нелюдь!

Эхо под сводами рвало слух, сердце рыцаря неровно билось.

– Святой отец, – проблеял Инконню, – что вы говорите?

Священник наступал, острыми тычками в грудь гоня рыцаря к порогу.

– Кого угодно можешь обмануть, но не меня! – закричал священник, истовым пламенем глаз обжигая смятенного юношу. – Я постоянно борюсь с погаными созданиями, как-нибудь отличу богомерзкое создание Тилуиф Теджа от добропорядочного христианина.

– Но я человек! – вскричал юноша отчаянно.

Священник истерично захохотал, брызгая на гобиссон каплями слюны.

– Замолчи! Вон отсюда! Иди предавайся мерзким плотским утехам, пока можешь. Знай, скоро мы истребим ваше поганое семя, противное Божьему замыслу!

У рыцаря в голове гудело, сердце долбило грудную клеть, как дятел, ребра противно похрустывали.

– Прочь, бездушная тварь!!! – завизжал священник, пронзительное эхо едва не разорвало слух.