Шрифт:
«Искорка, я и наш малыш едут домой. Этот дом надо будет построить, вырезать его из незнакомой земли, и пусть даже для этого явно придется рубить деревья и корчевать пни.»
Обходя дозором ночной лагерь по периметру, Дага обеспокоило то, что за ним следом пошла Нита. Может быть, ему стоит разнообразить свои привычки; а иначе на него слишком легко устроить засаду. Он неохотно замедлил шаг и позволил ей догнать его, не тревожась о том, что спор о выборе направления вновь будет открыт.
— Прекрасная ночь, — заметила она.
— Ага. — Небо было усыпано звездами, а прохладная тьма источала зеленые ароматы весны, оживающей под песни жуков и лягушек.
— Знаешь, — она дотронулась до его рукава, и ее улыбка потеплела, — я приглашаю тебя пойти со мной.
Неужели ее вдохновила хитрость, примененная Сумах? Она что, думает соблазнить его и развернуть на юг? Что такое случилось со всеми этими прелестными молодыми девушками в этом году? «И где они все были, когда мне было двадцать два, и я мог сделать с этим что-то?» Удручающий ответ «еще не родились» оказался довольно неизбежным. Сначала Келла, теперь Нита… хотя, Келла едва ли этого желала. А вот предложение Ниты было более запутанным.
— Нита, как бы это ни было лестно для человека моего возраста, но знаешь ли, я связан узами, — он дотронулся пальцами до шнурка, обвивающего его левую руку повыше протеза, как бы случайно убирая свою правую руку из ее хватки.
Приглашающая улыбка Ниты не дрогнула:
— Она крестьянка. Она не узнает.
Не сможет прочитать изменений в его Даре, она имела в виду.
— Это не повод. — Ему нужно было пресечь это в зародыше резко и быстро, и, возможно, жестоко. «Прости меня, Каунео, за то, что использую воспоминания о тебе таким образом…» Но Каунео сама была командиром дозорных и поняла бы его. — Видимо, ты не понимаешь, так что я объясню. Только один раз. Я любил женщину-дозорную очень сильно…
— Ты сможешь снова.
— Нет. Никогда снова. Никогда, пока я еще дышу, я не обменяюсь сердцем с женщиной, по отношению к которой у меня была бы обязанность приказывать, причиняя ей вред.
— Ты говоришь о Волчьем Перевале, не так ли? Это была великая трагедия, но великая битва. — Сочувствие зажгло ее взгляд звездным светом.
— На самом деле, это была очень глупая битва. В течение двух недель после нее я был слишком слаб от потери крови, чтоб вставать, и у меня была куча времени, чтоб лежать там и думать о том, как можно было это сделать лучше. И одно я там понял — если бы я смог повторить все это, я бы пожертвовал целым отрядом, ее братьями и всем, без сожалений или угрызений совести. Это неподходящий выбор для командира отряда или капитана. Вот почему я больше никогда не брал на себя по собственной воле эти обязанности.
Она начала говорить; он перебил ее:
— Одно из того, что я больше всего люблю в Фаун, это то, что она не из дозора, никогда не могла бы в нем быть и никогда не будет. Она является противоположностью Каунео во всем. Маленькая ростом, а не высокая; с волосами темными, а не цвета ягод остролиста; карие глаза вместо серебряных; не похожа на меня ни возрастом, ни чувством Дара. Крестьянка вместо Стража Озера, куда же дальше? Я могу смотреть на нее дни напролет и не затронуть ни одного болезненного воспоминания. — Исключая искорку в ее Даре; в этом отношении две его жены были ужасно похожи. Он сглотнул при этой мысли и задумался, отчего он никогда не позволял себе подумать об этом раньше. — Давай оставим это, Нита. Ты только будешь смущать себя и меня без какого-то успеха. Для тебя найдутся молодые люди получше.
— Молодые идиоты, — фыркнула она.
— Со временем они станут старше. — Вырастут в старых идиотов? Это было очевидно.
Она выпрямилась. Даг в отчаянии гадал, как еще он мог бы сказать что-то вроде «Ты прелестная, молодая милашка, но твоя тактика прозрачна, и я не дотронулся бы до тебя даже палкой» без того, чтоб раздражить ее и обидеть.
Конечно, он не был самым декоративным добавлением к постели любой женщины. Он предпочитал думать, что Нита до недавнего времени не размышляла о нем в таком качестве — более того, когда они встретились впервые, до того, как она узнала его историю, она смотрела на него как на майского жука, раздавленного каблуком. Но ореол героя создал дилемму.
К счастью, до того, как он мог бы запутаться еще хуже при помощи собственного языка, она мужественно вздернула подбородок, повернулась и ушла. Она была слишком гордой дозорной, чтоб убегать, так что это принесло ему лишь некоторое облегчение. У Дага появилась надежда, что ему удалось отбить охоту к такому способу решения спора о направлении их движения навсегда, хотя в голове мелькнула мысль, что у Ниты остается возможность отправить в следующую атаку напарницу. Он понадеялся, что у Тавии больше ума.
Потому что у Ниты была проблема, более тяжкая, чем мужчина, которого можно или нельзя было затащить в постель. Даг не был уверен, какой величины шоу она устроила в Русле Новолуния, чтоб Аркади разрешили вернуться, а им — отправиться следом за ним, но не сомневался, что вернуться назад в лагерь без Настройщика Дара было бы для нее значительным унижением. Еще более худшим, если ей придется возвращаться одной, потому что Ремо и Тавия решат отправиться на север (хотя Даг подозревал, что Энтан будет очень рад, если она вернется без Дага и Фаун). Мог ли командир лагеря запланировать ее провал? Неприятная мысль, хотя Даг мог представить Энтана, который поддался искушению одновременно прекратить травлю со стороны юного дозорного и преподать ему тяжелый урок — тем более тяжелый, что нанесла бы его она себе сама.