— Я что-нибудь прервала? — спросила она.

— Нет. Спасибо. Это было правильно.

— Хорошо.

Проклятье. Он думал, что может отправить ее в другую комнату отдохнуть, но похоже было, что ей придется провести эту ночь без сна около него. Больше никто здесь не сможет предположить, когда его транс начнет опасно перетекать в захват Дара.

Они разложили одеяла на полу и спали урывками.

К утру они оба были измотаны. Когда Фаун в следующий раз вывела его шлепком из транса, он только фыркнул на нее, ужасно раздраженно. Склонив пылающий лоб к набитому хлопком матрасу, он закрыл глаза.

— Почему вы его останавливаете? — нервно спросила Черри Бриджер. — Может, если он продолжит, то сможет вылечить его совсем?

— Потому что, — рыкнула Фаун, — если Даг объединит Дар со Спа… с пациентом, и этот пациент умрет, Даг может умереть вместе с ним. Это случилось с предыдущим учеником Аркади.

— О, — сказала Черри тихо. — Я не знала.

— Теперь знаете. Крестьяне нужно узнать больше о Стражах Озера, так, чтобы не было недопонимания как с ними обращаться. Они жутко нервный народ, знаете ли. Просто как натянутые струны.

Деликатное указание на то, что с Дагом следует обращаться осторожно. Даг не был неблагодарен.

Полдень был плох, а вечер и того хуже. Даг начал раздумывать, не было ли его согласие пойти с Финчем самой страшной ошибкой всей его жизни. Но уже ночью иногда его десять минут сна урывками превращались в двадцать, потом в сорок. Когда Фаун разбудила его, моргающего, через полных два часа, он понял, что они миновали кризис. Эта мысль и добротный крестьянский завтрак достаточно оживили его, чтоб он мог продолжать.

Промежутки между приступами удлинялись, и у Спарроу появилось время в его беспокойных страданиях, чтоб заскучать. Даг рассказал ему все детские истории, которые смог вспомнить из своей далекой юности и баллады Стражей Озера, рассказанные как былины. Хотел бы он, чтоб здесь был Бо. Другие члены семьи мальчика, когда входили и выходили, чтобы помочь, беззвучно слушали.

Когда следующий рассвет превратился в полдень, а затем в ночь, Дагу стало казаться, что он заперт в этой комнате уже эдак тысячу лет.

Как-то решилось — не им — что ему больше не нужно оставаться у кровати, но что кто-то сможет прийти позвать его, когда понадобится его работа, которую сейчас надо было производить через три-четыре часа. Его отвели в другую комнату, где была настоящая постель. С умывальником. И Фаун.

Это была его первая возможность поговорить с ней наедине за целые дни — он потерял счет, как много их прошло. Но разве для такого важного разговора у него не должна быть способность мыслить?

Он был совершенно уверен, что должна. И что сейчас у него ее нет.

Так что он позволил ей натянуть ярко-раскрашенное одеяло поверх них обоих, крепко обнял ее и уснул мертвым сном.

Фаун проснулась, свернувшись клубком под левой рукой Дага. Туманный рассвет был настолько ранним, что на ферме было все еще очень тихо. На Фаун была одна из ее ночных рубашек; Даг во сне был, как обычно, обнажен. Она выгнула шею и прижалась ухом к его груди, чтоб послушать, как бьется сердце; затем взглянула выше. Он проснулся и смотрел на нее.

— Выспался, наконец? — спросила она.

— Да, теперь гораздо лучше. — Его рука прошлась по ее щеке, груди, животу и осталась там, с распростертыми пальцами. Выражение его лица стало забавно нежным. Она улыбнулась ему сонно.

— Что?

— Ты меня изумляешь, — прошептал он. — Изумляешь меня каждый день…

Она прижалась к нему плотнее. «Думаю, я не в проигрыше». В этот момент она задумалась, насколько он отдохнул этим утром, и не приподнять ли одеяло, чтоб проверить. У них было мало уединения еще со времен «Надежды», урывая время, приглушая утреннее хихиканье, даря друг другу быстрые поцелуи.

Но лицо Дага оставалось серьезным, и он вздохнул. И при этом не стал подниматься. Значит, разговор? Или, может, сначала разговор, а потом…

— Помнишь ночь после жареного поросенка?

Она поцеловала его в ключицу.

— Да? — сказала она ободряюще, приглушив тревогу. Неужели он, наконец, собрался выложить то, что тревожит его с тех пор? Самое время.

— Я тогда был несколько расстроен… Я был… Боги, Даг, прекращай оправдываться… — Его бормотание стихло. Он набрал воздуха и попробовал снова. — Началось твое плодородное время, а я этого не заметил. Я… Мы… Я сделал… Ты беременна.