Головешки в фонарях давно погасли, и было темно хоть глаз выколи. Луна причудливо разбила ночной город на серебряные и черные геометрические фигуры. Двери были крепко заперты. Ржавые мосты соединяли районы Рабочего лабиринта, разделенные узкими каналами пустого пространства. Господин Неттл перешел из округа Церковных труб в район Веселых ворот. Металлические гвозди на каблуках зазвенели по железному мосту.

Бродяга зашел в самую глубь Рабочего лабиринта, туда, где Веселые ворота сливаются с Яблочным перекрестком, а дорога огибает полуразрушенную наблюдательную башню и тянется дальше вдоль Цепи дольмена. Внезапно прямо перед ним зашевелилась куча старого тряпья, и раздался звонкий голос:

– Монетку для пилигрима, господин, пенни или парочку. Ехидно луна-то заулыбалась. Через одну ночь она совсем потемнеет. Пожертвуйте пару пенни на ночлег, а то и до беды недалеко.

Лохмотья закрывали лицо мальчика, и только жестяная кружка торчала из-под полы.

– Проголодался совсем, – пожаловался бродяжка, – ни отца, ни матери.

Господин Неттл только плюнул в его сторону, не замедляя шага.

Полвека попрошайничества его самого многому научили. Не жди ничего, не проси ничего. Если тебе что-то нужно, иди и найди или плати. А если не можешь ни найти, ни заплатить, так оно тебе вовсе и не нужно. Одна монета уже ничего не изменит. Какая разница, что теперь за ночь? Полная луна или новолуние: парень все равно в беде. Все в беде.

– Оборванец! – прокричал вслед нищий. – Оставь себе свои грязные гроши, ты такой же попрошайка, как и я. – Он ударил кружкой о стену и запел: – Выходи из дому завтра посмотреть на луну… выходи завтра, посмотри на луну.

Какое-то мгновение господин Неттл колебался. Можно бы и задать бродяге взбучку, но на это уйдет слишком много времени. Он крепче сжал Абигайль, выпрямился и двинулся вперед. Ночные улицы вскоре поглотили песню безумца.

Рассвет был уже недалеко, но Дипгейт еще крепко спал – город будто задержал дыхание, чтобы через пару часов глубоко вдохнуть утренний воздух. Ночь выдалась морозная. Над головой между покосившимися карнизами и водосточными желобами тянулась длинная полоса неба, усеянная звездами, словно дырочками.

Неттл поднес бутылку ко рту – почти пуста! – и снова опустил. Что теперь делать? Надо подумать. Где-то в основании черепа начинала просыпаться головная боль, а мысли смешались в одну бурлящую массу, будто кипящая смола. Может, он во сне сюда забрел? Где он? Это, должно быть, Исчезающая дорога, где Неттл когда-то сломал челюсть торговцу маслом за то, что тот нагрузил ему камней в бочку. Самая окраина Рабочего лабиринта. Долго еще? Нет, недолго. Он опять тратил впустую драгоценное время, вслушивался в собственные шаги, наблюдал за струйкой пара, которая извивалась на морозе при каждом выдохе, и глотал виски. Лезвие ножа под плащом казалось куском льда. Неттл сжал горлышко бутылки, размахнулся и швырнул ее прочь. В стороне раздался звон разбившегося стекла.

За следующим поворотом дорога погружалась в густой белесый туман. Вдалеке расцвели мутноватые шары уличных фонарей – значит храм уже совсем близко.

Господин Неттл остановился на мгновение у образовавшейся посреди дороги дыры, где брусчатка попросту провалилась в пропасть. Яма была закрыта досками – построенная на скорую руку конструкция не внушала доверия. Внизу, под брусчаткой, конечно, еще много железа, тонны железа. Часто можно было убрать пару опорных перекладин, а дорога по-прежнему оставалась такой же прочной. А иной раз перегруженная металлоломом телега въезжала на улицу, и вся мостовая проседала к чертям. Не угадаешь.

Неттл снял тело Абигайль с плеча и взял на руки. Лицо девочки покрывала блестящая корка льда, такая же белая, как и саван, в который она была завернута. Ткань была очень хорошая, гораздо лучше, чем все, что можно достать в Лиге. Чистый, аккуратный рулон он нашел в грязной канаве под Угольным мостом еще четырнадцать лет назад и сохранил его. Купцы торговали шелком в Ивигарте. Именно туда Неттл и направился вчера, чтобы выручить за свою находку немного денег, но так и вернулся с пустыми руками. А ведь ткань действительно была отличного качества.

Внешность Абигайль трудно назвать утонченной. Да и красавицей она вовсе не была: мощная челюсть, широкий лоб, те же грубоватые черты, что и у отца, только чуть помягче. Хотя плечи и бедра у нее уже были намного шире, чем у маленькой девочки, Неттл не переставал видеть в ней ребенка. Она все равно была такой легкой, что он мог без конца нести ее на руках.

Неттл закрыл глаза и представил, как вздрогнули ресницы, и Абигайль взглянула на него, повисла у него на шее.

– Зачем ты меня несешь?. Я сама могу идти.

Он опускает ее на землю, и они вдвоем поворачивают домой. Неттл прижался лицом к холодному, словно камень, лбу. Вновь открыл глаза и взглянул на газовые фонари вдали. Пора идти. Осталось пересечь мост Флинта, чтобы оказаться в Лилле.

Абигайль часто приходила сюда рисовать. Ей так нравились старые покосившиеся дома с изящными ставенками и маленькими литыми балкончиками. Девочка любила сидеть над своей работой под развесистым деревом посреди вымощенной камнем круглой площадки и слушать птичью трескотню. А больше всего она любила сады.