— Сдается, понял, дорогой брат! Храни вас Господь на славу и величие родины… Я вижу, что мне остается слушать вас и следовать всему, что…

— Господь укажет мне и тебе, Константин, во благо людей, во славу наших царств. Николай тоже согласен со мною. Я уже предупреждал его о назначении, которое мы оба ему готовим, когда… Ну, и об этом до срока не стоит говорить, искушать судьбу. А ты все же приготовь надлежащее письмо с твоим отречением… Время терпит. Хоть перед отъездом моим отсюда дашь мне, обсудим вместе и пошлем его матушке… Согласен?

— На все, что прикажете и пожелаете, дорогой брат!..

— Вижу. Благодарю! А теперь — ступай, отдохни. Завтра предстоит боевой день. Я уж наперед чую… Доброй ночи, брат. Мой привет твоей княгине. Я с каждым разом все больше очарован ею. Ты не ревнуешь? Ну, конечно… Так передай ей… Доброй ночи!..

Вторично стоит под роскошным балдахином у древнего трона король-император Александр и обращается с речью к своим полякам, новым подданным, которые за шесть лет, очевидно, еще не свыклись с новым своим укладом жизни политической и общественной.

Сейчас это видно даже без слов, по выражениям лица большинства депутатов, выбранных народом в обе палаты польского парламента.

Если не явно враждебны, то угрюмо-сосредоточенны лица у большинства. На лицах меньшинства видна тревога и какая-то растерянность. Словно они не уверены и в своем положении, и в исходе дела, для которого призваны сюда.

С ясным, спокойным лицом, но далеко не так приветливо, как первый раз глядит на всех "круль" Александр. Мягко, но более уверенно и властно, чем два года тому назад звучит его голос.

Кончено вступление… прозвучали обычные фразы о законносвободных учреждениях, о нерушимости царского слова, о твердости конституционных основ…

— Поляки! — неожиданно сильнее и звонче, как предостерегающая труба, зазвучал голос царственного оратора. — Власть созидающая и благорасположенная к народу вынуждена бывает иногда являться и сильной, карающей властью. Особливо при могущей встретиться необходимости прибегнуть к насильственным даже средствам, чтобы истребить зловредные для всех семена общественного расстройства, коль скоро они окажутся. Говорю это в предвиденьи возможных событий. Дух зла покушается водворить снова свое бедственное владычество над людьми, он уже парит над частью Европы, уже накопляет злодеяния и пагубные для истинной свободы буйственные события! Умы и души истинных избранников и слуг родного народа не должны поддаваться сему!

Дальше звучит в том же духе уверенная, предостерегающая, властная речь.

Впечатление сделано. Тревожно переглядываться стали депутаты: от сенатора до последнего мазура-землероба.

Правда, крестьяне не понимают точного смысла французской, безукоризненно щеголеватой речи. Но тон, выражение лица и глаз Александра уже хорошо знакомы этим людям… И они чуют, что уже насторожился лев, что он не гневается пока, но готов к этому…

Тогда, желая смягчить вынужденные угрозы, позолотить пилюлю, иным, прежним, ласковым тоном закончил речь:

— Поляки, я не обманул доныне ваших заветных ожиданий. Большая часть их осуществилась. Не надо же делать остановку на полпути. Еще несколько шагов, руководимых мудрой умеренностью, отмеченных настоящим прямодушием и доверием, — и вы достигнете предела всех надежд и стремлений ваших, равно как и моих. Вдвойне я стану рукоплескать самому себе, видя наконец, что мирное пользование всеми благами свободы утвердило ваше народное бытие и для взаимного благополучия на вечные времена скрепило братский союз между нашими обеими отчизнами!..

Еще несколько заключительных фраз общего характера — и он умолк.

Молчанием отвечали на эту речь и сами депутаты, и дамы наверху, на хорах разряженные по-прежнему, — они уже не глядят гирляндой цветов, сверкающей под яркими лучами солнца. И на них, на их лицах — словно легла тень надвигающейся, пока отдаленной грозы…

В сопровождении большой блестящей свиты покинул зал Александр.

Молча, без прежних споров и толков разошлись депутаты, сановники, опустели хоры…

Необычно, почти без прений проходит сессия.

Но предлагаемые на утверждение парламента законы отвергаются огромным большинством голосов один за другим.

Все мрачнее и мрачнее делается Константин. И сдержанный Александр, хотя лучше владеет собой, но все же принял холодно-сдержанный вид, особенно по отношению к представителям оппозиции, то есть почти ко всем польским депутатам, кроме нескольких выборных от низших сословий и от самой Варшавы, которая желает сохранить добрые отношения с ее державным, редким гостем.

Быстро промчался урочный месяц.