Рядом с ним сидела молодая княгиня, которую, таким образом, цесаревич сразу как бы решил представить и войскам, и всей Варшаве, собравшейся поглядеть на красивый "развод". А вместо развода ей показали "счастливых молодоженов".

Бронниц, услыхав от кого-то остроту, подобного рода сейчас же передал о ней Константину:

— Пускай острят, а мы-таки счастливы, не правда ли Жанеточка? — спокойно и просто ответил он, ставший со дня своего венчания необыкновенно терпеливым и ровным до неузнаваемости. Очевидно, страстная игра с будущей женой и на его нервы плохо влияла все эти четыре года.

Словно вспомнив что-то, он вдруг сказал вслед отходивщему Бронницу:

— Да, мы собственно и забыли: развод был и раньше этого военного "развода". У меня с первой женой, которой я около двадцати лет в глаза не видал, слава Богу!

Довольным, радостным смехом покрыл он свои же слова.

Подали верховых лошадей ему и Жанете, которая ехала в амазонке с мужской шляпой на голове.

Молодцевато на своем крупном Буцефале делает объезд вдоль длинного, растянутого фронта цесаревич. Почти рядом с ним, стремя в стремя, на сухощавом, кровном английском скакуне стройная и гибкая, словно сошедшая с полотна Рейнольдса, галопировала и Жанета.

Для дополнения впечатления, новобрачная, напоминющая смелых владетельниц английских замков, воспользвалась остановкой Константина, приветствующего солдат, посылающих громовые отклики на здорованье "отца-командира", и заговорила прекрасным английским языком сначала с Овандером, потом с адъютантом цесаревича, молодым полковником Феншау, который всего лет семь тому назад, в чине поручика английской армии, вступил в русскую службу и почти все время был спутником Константина в боях. С графом Красинским, с Пущиным и капитаном Ивановым она любезно и весело болтала по французски, придавая какую-то новую прелесть этому священнодействию, каким для цесаревича был каждый развод или парад. И все сразу почувствовали, как благотворно влияет присутствие этой красивой, совсем по обличью напоминающей чистую девушку, супруги "старушка" на ее неукротимого супруга.

— Никогда не было такого легкого, радостного дня у нас! — почти хором заявили Жанете окружившие прелестную амазонку офицеры. — Храни вас Бог надолго, наш "талисман"!..

Весело оглянувшись на мужа, который уже отъехал вперед, ничего не ответила Жанета, только ласково погрозила всем, кивнула головой и дальше помчалась, догоняя равномерно плывущего вдоль фронта, своего грузного "старушка"…

И не только офицерство — все линии темных, затянутых, подобравшихся солдатских рядов нынче выглядели как-то особо, даже более чем "празднично". Яркое ли майское солнце так бодрило напряженных, красных, вспотевших людей, веселое ли лицо вечно сурового цесаревича или стройная фигура женщины с добрым лицом на сухощавом, легком скакуне, — только и на лицах всех солдат сквозь внешнее, напряженное внимание и готовность ярко сквозило внутреннее, рвущееся наружу ликующее настроение. Черты лица у всех были строги и напряженны, как и надо в строю, а глаза играли, смеялись. Порою даже, когда из тысячи грудей вырывалось ответное, дружное:

— Здра-вия жла-ем, ва-ше импера-торское вы-сочест-во!.. — в эти минуты прямо смеялись солдатские, от жары лоснящиеся лица.

Веселое это было утро. Больше такого не повторялось никогда.

Объезд по фронту кончен. Жанета ласково кивнула мужу, который любовно ответил ей воздушным поцелуем и проводил к экипажу, который, по данному знаку, катился навстречу обоим.

Жанета пересела в открытую коляску, рядом с которой очутился экипаж, где сидела графиня Бронниц с другими двумя дочерьми.

Сбоку второй коляски гарцевал Дезидерий Хлаповский, бывший ординарец самого Наполеона, любивший щеголять в своем блестящем наряде кавалериста прежних лет, покручивая молодецкие темно-русые усы.

Константин знал Хлаповского и кивнул ему приветливо.

— А, вот кто сопровождает наших дам? Ну, значит, я могу быть за них спокоен. Враг им не опасен.

— Тем более, что вы, ваше высочество, не подпустите близко врагов к лицам, вам дорогим… Считаю честью числиться среди друзей нашего цесаревича! — любезностью на любезность ответил Хлаповский.

Жанета из коляски матери пригласила к себе младшую сестру Антуанету, и Хлаповский незаметно очутился у двери этого передового экипажа, обнаружив, которая из сестер Грудзинских привлекла его и сделала своим стражем.

Оба экипажа покатили к Бельведеру, а Константин, послав последний привет жене, вернулся продолжать эта веселое, майское ученье…

Едва успела Жанета переодеться и собиралась уже пройти из уборной в гостиную, где ожидали ее сестры, мать и Хлаповский, которого она пригласила оставаться обедать, как за дверью послышался осторожный стук.

Зося, убирающая снятую амазонку, поспешно шмыгнула за дверь узнать, в чем дело, и сейчас же вернулась, сдерживая лукавую усмешку:=

— Там пожаловала пани полковница, — доложила она молчаливый вопрос Жанеты.

— Пани полковница? Какая там еще? Что ты молчишь?

— Да Вейсова…

— Ах, вот кто! Ну, что же, проси в гостиную, в дргую, скажи: прошу извинения, переодеваюсь, сейчас выйду… Ступай.

Зося вышла, приняв самый невозмутимый вид.

Жанета быстро подошла к большому трюмо-тройнику, стоящему между окнами, и особенно внимательно стала оглядывать себя.