– Порешу, старая блядь! – заорал он и понесся на старуху.

Ломов успел первым. Выстрел! – И пуля перебила придурку бедренную кость над самым коленом.

Что поразило тогда Игоря, что, рухнув наземь и выронив нож, этот лютый урод схватился за простреленную ногу и завизжал как заяц, и потом, пока его паковали, перевязывали и грузили в вызванную «скорую», он продолжал выть, скулить и горько плакать – и это было смешно и противно.

Но сейчас, когда все три пули попали в цель – две в правое, одна в левое бедро и одна, видно, пробила артерию: кровь алым фонтаном брызнула на искореженную дверцу «шкоды», – отморозок лишь покачнулся, не обратив на раны ни малейшего внимания, будто бы даже не комар его ужалил. Он взметнул кувалду ввысь, как палач топор над плахой, и неистово грохнул по крыше машины, насквозь прорвав тонкую жесть.

И самое жуткое – лицо этого человекоробота ровно ничего не отразило: ни боли, ни страха, ни злобы, ни даже безумия. Оно было тупо-сосредоточенным, отрешенным; и сержант совершенно ясно осознал, что перед ним уже не человек, а монстр, который, собственно, и убивать-то его напарника не имел цели: он всего лишь отмахнулся от того, что мешало ему бить, крушить и ломать.

Бог знает, почему это взорвало в Ломове новый пласт бешенства, – и теперь уж инстинкты отлетели прочь. Руки вскинули ствол.

– На! Н-на, сука!!! – Залпом дважды в башку, и та взорвалась кровавым облаком.

В «ниссане» все точно сошли с ума. Света рыдала и вопила, ничего не видя и не слыша, Алексей обнимал ее, неловко бормоча, Игорь сидел как пригвожденный. А шофер с оператором заорали в два голоса:

– Ух, мать!.. А-а!.. О-о!.. М-мать…

– Снято?! – не поверил себе мастер камеры.

А водила взревел:

– Какое, на хрен, снято?! Мотаем отсюда, от греха подальше! – И дал по газам так, что всех кинуло назад, а оператор чуть не выронил камеру в открытое окно.

Они полетели по тревожно-безлюдным улицам, где, бесшумно сверкая красно-синими зарницами, носились только патрульные машины, а однажды навстречу прогромыхала колонна милицейских автобусов и грузовиков. Алексей, обнимая притихшую, но еще всхлипывающую Свету, подумал, что в городе, должно быть, введено что-то вроде комендантского часа… но их микроавтобус с эмблемой TV никто ни разу не остановил.

Водила и оператор всё ругались. Вернее, ругался шофер:

– Сотри на хер все это говно! Слышь? Я тебе говорю!

В операторе здравый смысл боролся с профессиональным долгом:

– Да стереть-то раз плюнуть, а представляешь, что будет, если шеф узнает? Такие кадры потеряли!.. Ну да, тебе-то фиолетово, а меня он за яйца повесит, это точно!

– Не узнает! Кто скажет? Да никто, кому это на хер надо… Тебя менты свидетелем когда-нибудь таскали? Нет? Ну и скажи спасибо. А я один раз хлебнул того добра по самые гланды, больше не надо…

– Слышь, мужики, – подал голос Алексей, – может, потом как-нибудь разберетесь в своих делах? И без того тошно.

Те смолкли, а через пять минут «ниссан» тормознул у меркурьевского подъезда. Алексей глянул на Свету, все понял и сказал:

– Ладно, барышню я с собой забираю, она в трансе. Придет в себя – позвонит… Игорь, ты как?

– Я тоже с вами, если можно…

– Можно. Лады, мужики, бывайте! Спасибо.

Втроем они вышли из автобуса, направились к двери. Алексей поддерживал Свету, она и вправду была еще в трансе. Перед самой дверью он спохватился:

– Да, Игорь, а пивка-то?.. Думаю, не помешает, а?

Тот кивнул:

– Ладно, вы тут постойте, а я быстро в ларек. Две минуты!

В круглосуточном ларьке дежурила полузнакомая продавщица. Застигнутая взрывом и пожаром врасплох, она была, конечно, перепугана и сбита с толку.

– Ой, Алексей, здравствуйте! Ой, как же так!.. – закудахтала она, но Меркурьев, конечно, ничего не мог сказать ей дельного, отбрехался дежурными утешениями и поскорее побежал к своим.

Света, кажется, начала потихоньку приходить в себя.

– О господи, какой ужас, какой ужас… – всхлипывая, бормотала она.

– Ладно, – сказал ей Алексей, – утро вечера мудренее… То есть я хотел сказать, что сейчас тебе надо постараться заснуть. Пивка пару бокалов – и на боковую. Самое лучшее лекарство! А мы с Игорем пока посидим, помозгуем…

– Нет, – возразила Света уже решительнее. – Я, в конце концов, не слабонервная. Да и на мозги пока не жаловалась. А подумать надо, это верно, мне кажется, это неспроста. Это… ну, то, что мы видели, это нехороший симптом.

– Уговорила. – Алексей постарался улыбнуться. – Идем думать!