Катя на машине домой, Метцендорфер перебирал события последних дней, мелькавшие в его мозгу, и правда, как фильм, но фильм — Грисбюль был прав — обрывающийся. В голове адвоката независимо от его воли стрекотал аппарат, лента бежала, в глазах мелькали пестрые и серые картины, и вдруг появлялся разительно белый прямоугольник — пустота. Все. Конец. И рвался целлулоид все на одном и том же месте — там, на даче, где стояли или сидели двое, и один из них громко говорил, и тут раздался выстрел, а потом этот проклятый, слепящий прямоугольник!

Это отвлекало адвоката. Это раздражало его настолько, что он почти не смотрел на дорогу и иногда испуганно ерзал на сиденье, обнаружив, что совершенно машинально повернул, затормозил, прибавил газу. На него неслись, мимо него пролетали светящиеся мячи фар, а перед его машиной мерцала ненадежная полоска бетона. Его жизнь зависела от того, будет ли все так же бежать навстречу и бросаться ему под колеса эта словно бы движущаяся полоска, а он мечтал, пугался, мечтал опять, видел этот пронзительно белый прямоугольник.

В небе за ним тащилась луна — четкое, маленькое, белое пятно, как бы вычерченное фарой в кромешном мраке.

Метцендорфер не знал, в каком направлении ищет Грисбюль. После беседы, которую Метцендорфер был склонен теперь называть «допросом», они пошли поужинать в какую-то приятно теплую пивную. Разговор не клеился. Адвокат удивленно смотрел, какое невероятное количество мяса, клецок и кислой капусты не то что съедал, а прямо-таки поглощал Грисбюль. При этом он, казалось, размышлял об услышанном. Поев, он прихлебнул пива и вытер пену с верхней губы. Но адвокат ошибался, если думал, что сейчас начнется дружеский и доверительный обмен мыслями.

Грисбюль глядел мимо него на электрический футбол, в который увлеченно играли два молодых человека. В аппарате загорались зеленые, красные, желтые лампочки, вспыхивали цифры, металлические шарики звонко постукивали о перегородки. Метцендорфер забеспокоился: не собирается ли помощник сидеть здесь до поздней ночи без всякого толку? Он решил подняться и поехать домой. В этот момент Грисбюль повернулся к нему и спросил:

— Почему вы не просмотрели в Пассау список фирм? Я забыл задать вам этот вопрос.

Метцендорфер повторил свои доводы.

Грисбюль кивнул головой. Он сказал: «Ага, ах да, верно!» — и больше ничего. Он снова уставился на звякающий аппарат.

Метцендорфер помрачнел. Он уже готов был попрощаться, но вдруг ассистент сказал:

— Я думаю, что ваши доводы правильны. Там вы, наверно, ничего не нашли бы. Ведь именно с Пассау у этого Альтбауэра никаких связей не было, похоже, что этого Хебзакера он знать не знал. Он натолкнулся на его имя только во Франкфурте, уже будучи выставлен. И тогда ничего больше не оставалось, как поехать к Хебзакеру. — Грисбюль опять сделал паузу, нахмурился, услыхав пьяный выкрик одного из молодых людей, и сказал: — А ведь уже существовало что-то вроде фирмы. Договор по крайней мере имелся. Если бы нам повезло, мы могли бы узнать, кто тут замешан. — Теперь он взглянул на Метцендорфера. — Альтбауэр часто ездил во Франкфурт и останавливался в гостинице «Майнау». Возможно, что у него были там тесные деловые связи. Поэтому следовало бы заглянуть в список фирм франкфуртского городского суда. Возможно, там есть какая-то запись. Кроме того, несмотря ни на какие уверения, тут может быть замешан Себастиан или его подставное лицо. — Он сел немного прямее и сказал: — Это прожженные дельцы, от них можно ждать всего. — Он умолк.

После паузы Метцендорфер почти робко добавил:

— Речь может идти в конце концов и о Мюнхене? Ведь жил-то Альтбауэр там? Во всяком случае, раньше? Не напрашивается ли предположение, что он делал дела там?

Грисбюль заглянул на адвоката с усмешкой на узких губах.

— Очень остроумно! — сказал он иронически. — Именно к этому выводу я и пришел.

Метцендорфер представил себе расстояния, которые он проделал, время, которое он истратил, и вспомнил, как бесплодны были до сих пор его усилия.

— Это, — сказал он, — вряд ли поможет моему клиенту, господин Грисбюль. — И когда тот промолчал, прибавил: — Честно говоря, я не могу позволить себе продолжать расследование.

Грисбюль равнодушно ответил:

— А кто требует этого от вас? Нет, господин Метцендорфер, расследовать — дело полиции, в данном случае — мое дело.

Адвокат воспринял это как порицание: зачем, мол, и но какому праву ты вообще вмешиваешься? Но ассистент сразу же избавил его от такого чувства. Он сказал:

— Я искренне благодарен вам за то, что вы продвинули это дело. Между нами, я пал духом. Гроль меня осадил, он мой начальник, и я сдался. — Он потянулся. — Но в результате ваших усилий я могу с полным основанием возобновить дело. — Он ухмыльнулся. — Тем более что комиссар в отпуске и, надо надеяться, его не прервет. — Он вздохнул. — А вы поезжайте себе в свою контору. Вам сейчас нечего делать. Мы ведь и правда не можем предсказать, что получится. И получится ли что-либо вообще. Только, — он взглянул на Метцендорфера, — если вы мне потом понадобитесь, вы готовы подключиться?