Воздух был особенно густым на том отрезке Королевской Дороги, который заканчивался плоской площадкой, ведущей к мосту через реку Айдахо. Поворачивая направо, дорога выходила за пределы огромной рукотворной скалы. Идя рядом с Императорской тележкой, Монео смотрел на вымощенную ленту дороги, взбегающую на гребень горы и переходящую в стальные, казавшиеся кру жевными, конструкции моста, до которого оставалось еще около километра.

Река, глубоководная в расселине, делала резкий изгиб и, пройдя каскад из нескольких водопадов, уходила вправо, к дальней оконечности Запретного Леса, где отвесные скалы упирались своими подножиями в берега. В этом предместье Онна находились благоухающие сады, поставлявшие фрукты для населения города.

Монео смотрел на реку. Вершина каньона освещалась ярким утренним солнцем, а остальное русло нежилось в тени, монотонность которой нарушали лишь серебристые брызги водопадов.

Дорога ярко сияла в лучах утреннего солнца, а овраги, спускавшиеся к ней с обеих сторон, зияли узкими черными тенями, словно стрелы, указывающие верный путь. Идти по дороге было уже довольно жарко, в воздухе дрожало знойное марево, предупреждая наступающий день.

Мы точно успеем в город до наступления жары, подумал Монео.

Он трусцой бежал по дороге, проявляя усталое терпение, как и всегда в этом месте. Взгляд его остановился на оврагах — в одном из них ждут музейные фримены со своей петицией — так он, во всяком случае, договорился с ними. Теперь их уже не остановить, а в Боге-Императоре все больше и больше проявлялись черты червя.

Лето услышал фрименов намного раньше, чем Монео.

— Прислушайся! — приказал Император.

Монео превратился в слух.

Лето перекатил свое длинное тело по дну тележки, выпрямил спину и, открыв защитный пузырь, стал внимательно вглядываться вперед.

Монео прекрасно понимал, что происходит. Лето, чувства которого были намного сильнее, чем у любого из смертных, ощутил впереди источник беспокойства. Фримены начали продвигаться к дороге. Монео позволил себе отстать от тележки на один шаг, продолжая двигаться за ней на положенной дистанции. В этот миг он и услышал приближение людей.

Послышался шорох гравия.

Появились первые фримены, выходящие из расселин и оврагов по обеим сторонам дороги приблизительно в ста метрах впереди кортежа.

Дункан Айдахо, опередив своих гвардейцев, догнал Монео.

— Это фримены? — спросил Айдахо.

— Да, — ответил мажордом и заметил, что Лето прижал тело ко дну тележки.

Музейные фримены собрались на дороге компактной группой и сбросили с себя плащи, под которыми были надеты красно-пурпурные наряды. Монео едва не задохнулся. Фримены были одеты как паломники — под цветной одеждой угадывались черные рубашки. Те, кто был на переднем плане, держали в руках свернутые трубкой бумажные листки. Они размахивали свитками, а вся группа принялась петь и приплясывать, продвигаясь в направлении придворного кортежа.

— Петиция, господин! — кричали первые. — Выслушай нашу петицию!

— Дункан! — крикнул Лето. — Очисти от них дорогу!

Голос Лето не успел затихнуть, как сквозь толпу придворных вперед ринулись Говорящие Рыбы — выполнять приказ своего Бога. Айдахо подал знак к атаке и сам бросился навстречу приближающейся толпе. Гвардейцы построились фалангой, во главе которой встал Дункан.

Лето одним ударом смял воздушный пузырь и, ускорив движение тележки, закричал громовым голосом: «Убирайтесь вон! Убирайтесь!» Музейные фримены, видя, что вперед двинулись гвардейцы, а тележка начала набирать скорость, расступились, освободив середину дороги. Монео, принужденный бежать рядом с повозкой, с изумлением увидел, что фримены нагло нарушают всю программу подачи петиции.

Толпа поющих речитатив фрименов вдруг словно по команде сбросила пестрые одеяния, оказавшись в один миг в точно такой же черной форме, какую носил Айдахо.

Что они делают? — в ужасе подумал Монео.

Он не успел додумать до конца свою мысль, как увидел, что лица фрименов словно тают и превращаются в одно лицо — лицо Дункана Айдахо.

— Лицеделы! — дико крикнул кто-то.

Лето тоже был захвачен вихрем стремительно развивающихся событий, топотом множества ног по дороге, воинскими командами, под которые Говорящие Рыбы строились в фалангу. Разогнав тележку, Лето вплотную приблизился к гвардейцам, зазвенел звонок, заревел клаксон Императорской тележки, сбив с толку даже некоторых Говорящих Рыб, которых тренировали, вырабатывая привычку к этому шуму.