Самусь, Андреев и еще несколько бойцов направились к хвостовому вагону. Люди на вагонах висели, как гроздья. А на последнем никого не было. Возле него расхаживал капитан в фуражке с черным околышем — сапер, кажется, — и держал руку на кобуре.

— Бачьте, бачьте! — сказала женщина, указывая на капитана, и Самусь только теперь заметил, что недалеко от вагона с узлами и чемоданами расположилось десятка полтора женщин с детьми, те, кому не хватило места.

Самусь поприветствовал капитана, но тот даже не взглянул на него.

— Товарищ капитан, — обратился к нему Самусь, будто не заметив враждебности, — вы не можете объяснить, почему в этом вагоне нет пассажиров?

Капитан резко остановился, даже каблук правого сапога врезался в песок, и уставился злыми зелеными глазами на лейтенанта:

— А вы кто такой?

— Командир комендантского взвода.

— Вот и исполняйте свои обязанности.

У Самуся побагровела шея и нижние веки надвинулись на глаза, оставив зрачкам небольшую щелку. Лейтенант только усилием сдерживал себя.

— Если вы не ответите на мой вопрос, — сквозь зубы, чуть ли не шепотом проговорил Самусь, — я прикажу бойцам осмотреть вагон без вашего разрешения.

Капитан криво усмехнулся и возразил:

— Попробуй.

Женщина тронула Самуся за рукав:

— Хай ему грець. Пийдимо.

Но Самусь уже взвинтился, и теперь его трудно было остановить. Андреев, видя, что события принимают крутой оборот, снял винтовку с плеча и взял ее на изготовку. То же сделали и другие бойцы. Однако эти приготовления никакого впечатления на капитана не произвели. Он по-прежнему разгуливал возле вагона взад-вперед, поглядывая на часы.

Как ни странно, но Григорию нравилась выдержка саперного капитана. Надо ж обладать таким хладнокровием. Ведь если Самусь прикажет отогнать его от вагона, а Григорий уже не сомневался, что лейтенант не выдержит, то ведь худо саперу придется, ой как худо. И он прямо-таки обрадовался, увидев спешащего к ним батальонного комиссара в сопровождении все той же пробивной бабенки.

Комиссар подошел к вагону упругой властной походкой и спросил лейтенанта:

— В чем дело?

Самусь козырнул:

— Разрешите?

Сбиваясь от не остывшего еще волнения, Самусь доложил обстановку. Женщина раза два бойко перебивала его, но Волжанин сердито повел на нее глазами, и она прикусила язык.

— Откройте дверь, капитан! — приказал он, когда Самусь кончил.

— Вагон пустой, товарищ батальонный комиссар. Он предназначен для семьи полковника Ямпольского. Я выполняю приказ полковника.

Когда капитан открыл дверь, комиссар ловко вскочил в вагон и, осмотрев его, удовлетворенно сказал:

— Да тут целую роту поместить можно. И семье полковника места хватит. Перестарались, капитан. Полковник не будет в претензии, если вы пустите в вагон этих женщин. Я его знаю.

Он спрыгнул на землю. Капитан что-то хотел возразить, но Волжанин досадливо от него отмахнулся и повернулся к женщине:

— Чего, чернобровая, так загадочно смотришь? Зови своих и садитесь. Не то без вас уедут.

— Спасибочко, товарищ начальник.

— Идите, капитан, в свою часть да не забудьте полковнику передать привет от Волжанина.

Есть же на свете замечательные люди! Вот батальонному комиссару такая власть дана, даже границ ей не видно, а как легко, свободно он ее несет. Иному маленький кусочек дадут власти, ну, хотя бы рябому сержанту из первого взвода, так он от важности готов лопнуть, с бойцами разговаривает свысока, вместе с ними за компанию папироску не выкурит. А комиссар будто и не замечает, что у него столько власти. Другой бы напитана отчитал хорошенько, а этот обошелся просто, с шуткой — и всю обстановку разрядил. Очень понравился Волжанин Андрееву.

В сумерках эшелон отправился в путь.

Комиссар остался ночевать у Анжерова. Но не спалось. Волжанин распахнул оба окна, сам сел на подоконник и задумался. Капитан лежал на кровати, и нельзя было понять: спит он или нет.

Ночь медленно брела по взбудораженной земле, мягкая, серая, с запахами цветущей липы, ромашек и земли. На небе она зажгла несметные россыпи звезд, далеких и непонятных.

Волжанин спросил:

— Спишь, капитан?