— Я осмотрел весь бивак, — сказал Анжеров, — и никого из нашего батальона не нашел. Только вы и я. Больше того, ни одного среднего командира.

— Ситуация, — протянул Петро. — А что, товарищ капитан, далеко сейчас ушли наши?

— Не думаю. Вчера мы ворвались на восточный берег вместе, со мной рядом бежал Волжанин. Потом этот пулемет. Комиссар подал команду уходить влево, я остался лежать, думал, сомнем пулеметчика сразу. Колонна ушла левее и далеко уйти не могла. Потому что левее шоссе.

— Надо скорее догонять! — нетерпеливо заерзал на месте Игонин.

— По идее — да. Но сначала придется навести порядок. Командовать умеешь?

— Работенка нетрудная, товарищ капитан.

— Не храбрись! Подымай бойцов и давай построение. Живо.

— Есть! — отозвался Петро, вскакивая. Поднялись и Анжеров с Григорием. Игонин повесил на плечо трофейный автомат: забрал у того фрица, которого закидал гранатами.

— Где головной убор? — спросил, нахмурившись, капитан.

— Потерял в бою, товарищ капитан.

— Возьми мою пилотку, — предложил Андреев и покосился на капитана — что тот скажет. Наступило же времечко! Теперь будет держать при себе, пока не догоним батальон, а как с ним себя вести — одному аллаху ведомо. Постоянно тянуться в струнку — надоест до чертиков, перейти на обычное обращение — вроде неловко, все-таки комбат.

— Правильно... Как ваша фамилия?

— Андреев, товарищ капитан.

— А! — неожиданно улыбнулся Анжеров. — Книжник?

Григорий смутился.

— Самусь докладывал. Верно, вспоминаю: один книжник, другой ухарь, но оба дружат. Так?

— Так точно! — отозвался за Григория Игонин. — Наш лейтенант неплохой человек, но я не ожидал, что за ним это водится.

— Что именно?

— Ну, это, как бы вам сказать...

— Ябеда, что ли, это хотите сказать? Я не говорю — доносчик.

— Выходит, так.

— Запрещаю так думать о лейтенанте Самусе. Это я его вынудил рассказать о вас после того, как уничтожили диверсанта. Ясно? Выполняйте приказание.

— Есть, выполнять приказание!

Петро лихо надел пилотку на голову, расправил под ремнем складки и глянул на Андреева таким орлом, что Григорий только подивился: и откуда такая командирская стать у приятеля. А тот вышел на середину лесной поляны и, сложив из ладоней рупор, зычно и властно прокричал:

— Подъем! Подъем!

Как ни крепок утренний сон, как ни велика была усталость, но бойцы при первых же звуках команды зашевелились, стали быстро стекаться к поляне.

Игонин между тем, подтянутый, какой-то новый, весь преобразившийся, незнакомый Григорию, вытянул в сторону правую руку, скомандовал:

— В две шеренги становись!

Бойцы команду выполнили беспрекословно, хотя кое-где замешкались. Здесь встретились люди из разных подразделений. Те, которые служили раньше вместе, держались каждый своей кучкой и сейчас, образуя строй, тоже не хотели вставать в разные места. Потому и произошла задержка, но она была кратковременной, так что можно с основанием сказать: красноармейцы в тяжелой обстановке не утратили чувства дисциплины, а это было сейчас главным.

На лесной поляне застыли по команде «Смирно» две равные шеренги. Рассчитались по порядку номеров — насчиталось чуть побольше двухсот человек. Сотни настороженных глаз следили за Игониным — как он, по всем правилам устава, подлетел к капитану и, козырнув, доложил:

— Товарищ капитан, бойцы отряда по вашему приказанию построены!

Между прочим, Петро, пока командовал бойцам построение, мучился: как лучше их назвать? Батальон? Слишком не похоже на батальон. Ротой? Великовата рота. Э, черт, не приходило на ум подходящего слова, и Петро решил отрапортовать как о батальоне. В последнюю секунду совершенно неожиданно с языка сорвалось нужное слово — отряд. Что ж, название было точным.

Капитан стоял строгий, подтянутый, красиво и в то же время с неуловимой небрежностью, как это водится за командирами, привыкшими к власти, держал руку у козырька фуражки, пока ему докладывал Петро.

— Вольно! — разрешил Анжеров и пошел вдоль строя. За ним, несколько поотстав, следовал Петро, рядом вышагивал Андреев. Когда Игонин командовал построение, Григорий по привычке ринулся было в строй, но капитан задержал:

— Будете со мной.

Теперь оба приятеля шли за комбатом, чувствуя себя неловко в новом, неожиданном для них положении. Правда, Петро держался естественнее, его нельзя было удивить ничем. А Григорий проще бы чувствовал себя в строю, чем торчать вот так, на виду у всех. И еще пилотки нет на голове.