Сама церемония мне не была любопытна. Но вот молодой человек, тот, что был вместе с встречавшим нас отрядом, меня очень интересовал. Он был и здесь, в тронном зале, среди высших нобилей. Казалось, он тут на каком-то странном положении. Он вел себя дерзко, почти вызывающе, но никто ни слова не говорил ему. Его словно не замечали. Когда начался обряд, он отступил к левой двери и прислонился к стене. Я видел, как он судорожно вцепился в гобелен заведенными за спину руками. Он не сводил глаз с Лайин и моего господина. Когда же все было кончено, он круто повернулся и почти выбежал из зала прочь. Я незаметно последовал за ним, велев Тирнэну подменить меня при господине. Юноша сначала быстро шел, потом побежал, выбежал в сад… Он остановился только тогда, когда тропинки кончились, и начался запущенный участок сада. Он несколько мгновений стоял, тяжело дыша, затем, с яростным воплем схватил какую-то палку и начал исступленно бить по веткам, по цветам, по траве. А потом, выдохшись, сел на землю, обхватив руками колени и, уткнувшись в них лицом, заплакал. Я понял, что у моего господина появился еще один враг.

Заниматься мной сейчас ни у кого времени не было, потому я пока был без определенного занятия. Ну, хоть кров и стол я себе на первое время обеспечил, и то ладно. Я поел, поспал, вымылся и пошел осматривать королевский город Тан, который называли малой столицей. Поговаривали, что король собирается перебраться сюда со всем двором. Почему бы и нет, не такое уж и невероятное дело по сравнению с женитьбой кранки на его дочери.

Город мне понравился. Может, королю тоже. А почему бы и нет, чем он хуже меня? И еще мне понравился дом господина Шанфелласа и сам господин Шанфеллас. Сам он был не очень высок, весьма живой и ловкий, улыбчивый человек. Лет ему было за сорок, но он был из породы людей без возраста. Его богатый дом явно был жилищем тонкого ценителя и знатока красоты. Слуги мне рассказали, что у Шанфелласа много книг, что здесь часто бывают люди искусства, что хозяин любит хорошее общество и нередко устраивает в своем доме празднества и приемы, на которых всегда бывают знаменитые музыканты и певцы, что он любит хорошие вещи и редкости и хорошо за них платит. Славно. Мне еще объяснили, что мой хозяин прибыл сюда ради обручения с принцессой Лайин, и я понял, что он и есть тот самый этел кранки. Тоже хорошая новость. Я даже поверил в удачливость кранки, немного которой уже перепало и мне. Еще день я болтался без дела, а к вечеру вернулись хозяин дома и мой господин. Тут кранки несколько удивил меня. У него было счастливо-растерянное лицо. Я не мог даже вообразить, что у него может быть такое человеческое лицо. Он то и дело налетал на кого-то, извинялся, растерянно улыбаясь, смотрел вокруг, как будто кого-то искал. Наконец, увидев Дорана — словно тот не был при нем все это время — вцепился ему в рукав и взахлеб начал объяснять, как он счастлив, как он всех любит и какие все вокруг хорошие. Я подумал, что он либо пьян, либо спятил. Потом точно так же он набросился на Шанфелласа. Тот кивал ему головой в ответ, затем взял его за локоть и куда-то повел. А меня вызвал Доран.

Он сидел за тяжелым деревянным столом в небольшой комнатке наверху и что-то писал, шевеля губами — явно не был в этом силен. Я почти бесшумно вошел, но он сразу поднял голову.

— Так. Я Доран, ты уже знаешь. Ты Ким, так?

Я кивнул.

— Пока будешь подчиняться мне, а дома господин сам определит тебя. Так.

Похоже, это было его любимое слово.

— Господина называть только господин Эмрэг-кранки или господин этел. С господином, со мной, госпожой Тимарэт, госпожой Эмрэн говорить почтительно. Так. Драться умеешь?

Я только хмыкнул.

— Я учился в Инере.

Тот довольно кивнул. Подвиги нашего студенческого братства были ведомы повсюду.

— Грамотен?

Я снова хмыкнул, но, согласно данному наставлению, изобразил почтительность.

— Да, господин Доран.

— Хорошо, это хорошо… Так. Тирнэн!

В дверь заглянул молодой кранки.

— Дай ему одежду и попробуй поутру его на палках и кинжалах. Ким!

Я посмотрел на него.

— Никому не сметь давать себя в обиду — это оскорбляет честь нашего господина. Однако, в драку первому не лезть и не задираться. Не сметь появляться оборванным или грязным, это тоже наносит урон его чести. Своим помогать всегда и везде. Тирнэн, познакомь его с прочими. Идите.

Он снова склонился над бумагами.

Вечером в доме было веселье. Нам тоже изрядно перепало вина и снеди. Все было прекрасно. На другой день мы уехали в Шаннит.

Когда мы подъехали к дому, первой, кто встретил нас, была молоденькая женщина, очень красивая на мой взгляд. Тоже кранки. Она была в трауре, хотя по ее радостному лицу этого нельзя было бы сказать. Она быстро сбежала по ступеням, бросилась на шею моему хозяину и что-то быстро заговорила на их языке. Может, он и похож на наш, как говорят, но я ничего не понял. Различил только имя Зимарун или Зимурун, которое несколько раз повторил мой господин. Он поцеловал ее в обе щеки, и они пошли в дом. Так я увидел Тимарэт, двоюродную сестру господина. После мне рассказали, что она была дочерью сестры этела Эршау, вышедшей замуж за знатного городского кранки, и убитой вместе с ним фанатиками во время голодного бунта в Риннане. Этел Эршау взял ее в свой дом и воспитывал как дочь вместе с Эмрэгом. Его родная сестра Эмрэн была в родовом замке Эрнаэш и приехала только через два дня. (Приписка на полях: Я благословляю случай, столкнувший на дороге в Тан меня и Эмрэга-кранки. Иначе я никогда бы не узнал Эмрэн).

Я не буду много распространяться о своей службе у Эмрэга-кранки, это не так важно. Важно то, что я был человеком со стороны и многое видел лучше, чем те, кто долго прожил в этом доме. И я скажу, что после этого обручения Эмрэг-кранки стал похож на человека, который чего-то ждет, и не начинает никаких дел, потому, что не успеет их закончить до какого-то срока.

Ближе к осени, когда начинается сбор урожая, мы переехали в Эрнаэш. Так я оказался в самом сердце Саллана, исконных земель кранки. О своей службе в тот первый год я говорить не стану, ничего в этом нет необычного или любопытного. Любопытнее было другое. А именно — сами кранки. Меня поразило жуткое несоответствие их жизни их знаниям. С одной стороны — невероятная удачливость, потрясающая искусность в целительстве, изощренная утонченность музыки и танца — о стихосложении и прозе я тогда ничего не знал, так как с языком кранки знаком был мало, да и до книг еще не добрался. И — варварские, дикие обычаи. Кровная месть, исключающая виру, презрение к чужеземцам, презрение к уехавшим из Саллана — даже в Шаннит, а уж к вступившим в брак с людьми и полукровкам — тем более. Право меча. Право старшего в роду. Помолвка до рождения. И суеверный, почти животный страх нарушить древние обычаи. Наверное, я не очень правильно выразился, когда сказал о презрении. Это не совсем то слово. На чужих они смотрят со снисходительной жалостью, как будто они… Нет, не могу сказать по-людски. Тэйэрни. Буквальный перевод — "те, кому не дано". Не дано понять сути кранки, их избранности, их всего. Вот так. Среди кранки Саллана было мало таких, как господин Эмрэг-кранки и его сестра Эмрэн. Эти, хотя они явно не придерживались многого из того, что составляет суть жизни и мира кранки, были не презираемы. Они были аймаэрни — "те, кому дано или дозволено". Знать везде знать. И то, что у простолюдина рассматривается как святотатство, у нобиля сочтут жертвой, приносимой на алтарь всеобщего блага.

Еще хочу сказать о замке Эрнаэш. Замки Саллана вообще очень необычны. Они просто огромны по нашим меркам. Я бы назвал их скорее маленькими городками. И, хотя кранки не воевали друг с другом никогда, стены их настолько мощны, что заставят призадуматься любого врага. А вот городов у них нет, хотя когда-то были, мне потом много раз показывали развалины.

Мне в тот год исполнилось двадцать. Я не была ан краннэ, потому могла сама выбирать себе мужчину. Но я пока никого не хотела. Я больше думала о делах моего брата. У нас вообще родство очень высоко ставится, не то, что у людей, и только любовь считается выше. А я не любила никого. Честно говоря, и не хотела. Я не хотела ничего из добычи Фэгрэна. (Приписка: Смотри легенду о Фэгрэне — то, что он потребовал у богов и получил, называется добычей Фэгрэна.) Мне были эти дары скучны. Мой наставник говорил, что во мне возродилась кипящая кровь героев. Но героям нужны геройские времена, а наши времена кислы, как свернувшееся молоко. И героям сейчас судьба — сгореть от своего огня, ибо они не нужны. Потому, когда мой брат поделился со мной своими мыслями о судьбе нашего народа, я ощутила, как моя кипящая кровь подступила к горлу и обожгла мне грудь. Я сказала — я с тобой. Мой брат на четырнадцать лет меня старше. Когда я только родилась, он уже год как был этелрину и четыре года носил на плечах татуированные знаки рода — соколов. Мать умерла родами, когда мне было три года. Отец умер спустя пять лет. Брат стал мне отцом и матерью. Я готова была идти за ним, как когда-то шли за Фэгрэном его восемь спутников. Тогда-то я вдруг осознала, что один из них был наш предок, Эмрайт-Эрна, младший брат Фэгрэна, тот, что погиб последним. Нет, конечно, я знала все это и раньше, но мне все это казалось каким-то далеким, ненастоящим… А теперь все стало вдруг настоящим…

Я скажу не скрывая — мне очень понравился новый слуга брата, тот юноша, что спас ему жизнь. Он был дерзок. У него было достоинство, которым он не поступался ни ради чего, ни перед кем. И еще он был хорош собой. Статный, русоволосый, с темными слегка сдвинутыми бровями и длинными ресницами над светло-карими глазами. Упрям и насмешлив. Он нравился мне, но он обо мне не думал, и я решила, что анкрайи не для нас. Повздыхала, да и зажала свою рану. Ранку пока еще. Ну и ладно.