К осени 1918 г. стало очевидно, что за советскую власть в Сибири теперь можно бороться только партизанскими методами. Репрессивная политика белых и не оставляла революционерам иного пути, кроме ухода в тайгу или глухое подполье. Полтора десятка отрядов имели «черную» окраску. Но влияние анархизма было шире. Поскольку режим «военного коммунизма» не успел утвердиться в Сибири, то граница между большевизмом и анархизмом здесь была размыта. Партизанские атаманы могли сочувствовать и большевистским лозунгам, понимаемым анархически, и анархистским, понимаемым полу–большевистски. Главная задача была проста: «бить гадов» — засевших в городах «золотопогонников», «помещиков» и их «прихлебателей».

Если летом 1918 г. крестьяне наблюдали перипетии гражданской войны скорее равнодушно, то к зиме их настроения стали меняться. 6 июля 1918 г. Сибирское правительство издало постановление о возвращении владельцам их имений. Затем радетели законности принялись за реквизиции. Последовали мобилизация и сбор податей за несколько лет – та же продразверстка.

Зимой 1918–1919 в тайге стали действовать партизанские «шайки», как называла их белая пресса, Петра Лубкова (Мариинский уезд), Василия Шевелева и Ивана Новоселова (Кузнецкий уезд), Григория Рогова (Барнаульский уезд), Ивана Третьяка (Горный Алтай) и др. Эти отряды бродили по тайге, то соединяясь, то расходясь, нападали на небольшие воинские команды, убивали чиновников, отбирали продовольствие у кулаков и торговцев, раздавая населению. «Что скрывать, — пишет современный анархист И. Подшивалов, — были среди партизанских вожаков люди с явной примесью уголовщины, и некоторые из них называли себя анархистами… Но не они определяли облик сибирского партизанского движения. Тысячи и тысячи рабочих и крестьян сражались под черными знаменами за вольную жизнь и свободный труд, но имена их забыты потомками» [342] .

Вспыхивали восстания, в которых коммунисты, анархисты и левые эсеры действовали вместе. Повстанцев рассеивали, и они уходили в тайгу, где пополняли свои ряды. Крестьяне поддерживали партизан.

В марте 1919 г. вспыхнуло Кустанайское восстание, которое фактически возглавил анархист А. Жиляев. Он прорвался к красным в районе Актюбинска. Вскоре разгорелся конфликт между Жиляевым и комфронта Астраханцевым. В столкновении Астраханцев был ранен, а Желяев арестован и 18 августа расстрелян.

Удачнее складывалась судьба Каландаришвили – он позднее оказался в составе Красной армии. Летом–зимой 1919 г. отряд Каландаришвили вырос с 500 до 2000 бойцов и, установив связи с коммунистами, подошел к Иркутску.

Между Кузнецком и Барнаулом, в Причернском крае, наибольшее влияние в 1919 г. имел отряд Г. Рогова. Он был умелым командиром с богатым военным опытом – еще в японскую войну получил три Георгия и дослужился до фельдфебеля. С началом восстания чехо–словацкого корпуса Рогов с оружием в руках защищал советскую власть. Большевики не доверяли Рогову, их командир М. Ворожцов соперничал с ним, обвинял роговцев в недисциплинированности и разложении. Он то вступал со своими людьми в роговский отряд, то создавал свою «дивизию» (после прихода Красной армии этому «комдиву» доверили батальон). В июле–октябре 1919 г. Рогов разгромил несколько гарнизонов белых. Когда он осадил Сорокино, белые упорно отбивались. Тут из тайги пришел отряд Новоселова. Новоселов был идейным анархо–коммунистом. Вернувшись с фронта в 1918 г., он создал коммуну «Анархия», которая теперь была разорена белыми. Что же, не дали поработать плугом, возьмем в руки шашку.

Ворожцов позднее докладывал: «Новоселов же с первых дней прибытия к нам стал проводить анархию, взял под свое влияние Рогова и других членов нашего ревкома, и наш отряд стал разлагаться» [343] . В действительности отряд разлагаться не стал, и «анархия помогла: роговцы и новоселовцы взяли Сорокино. Один из роговских партизан вспоминал: «Как боец, Новоселов был храбрый малый, боец довольно решительный и, надо отдать справедливость, имел стратегические соображения, может быть лучше, чем кто–нибудь из нас» [344] . Новоселовцы на марше шли под черным знаменем с надписью «Анархия – мать порядка» и распевали «марш анархистов»:

Новоселов выступал за ликвидацию всяких органов власти, кроме местного самоуправления, которое само создаст «трудовые федерации». Работники самостоятельно будут обмениваться продуктами без посредников и без денег. Новоселов выступал даже против советов, чем отличался от большинства анархистских командиров, включая и Махно. Рогов колебался, то поддерживая Новоселова, то идею советов.

Армия Рогова выросла до 10 тысяч бойцов, контролируя Причумышье и правый берег Оби [345] .

Партизанскую армию Рогова–Новоселова иногда называют «Сибирской махновщиной». По масштабам армия Рогова сопоставима с махновской (но не в лучшие для Махно времена). Но между ними есть одно важное отличие – Рогов, Новоселов и их товарищи из Федерации алтайской анархистов уделяли гораздо меньше внимания созидательным, конструктивным задачам анархистского движения, чем махновцы. Роговцы лучше понимали, чего они не хотят, чем то, к чему стремятся. Махновский опыт позволял лучше понять, как может быть устроено некапиталистическое общество, построенное без коммунистической диктатуры.

Партизанское движение было постоянной головной болью белых, отвлекало силы. Это обеспечивало красным командирам численный перевес, с которым сподручнее было бить белых. В августе 1919 г. РККА вышла на Тобол. Но сил для наступления на всех фронтах у Красной армии не хватало. Да и командный состав оставлял желать лучшего. В сентябре Тухачевский потерпел поражение за Тоболом, и наступление против Колчака затормозилось.

Еще хуже была ситуация на Украине, где разразилась настоящая катастрофа. Когда красные в июне ударили в тыл Махно, прорыв фронта Деникиным казался неприятным эпизодом. Откатившись за Днепр, 14 армия Ворошилова, казалось, могла чувствовать себя вполне уверенно, так как имела двойной перевес над деникинцами на своем фронте. Если бы не деморализация махновцев после расправы над их командирами и отстранением Махно, можно было бы не просто дать отпор белым, но и перейти в контрнаступление. Но и в условиях обороны красных прикрывал Днепр. Однако Ворошилов оказался неважным полководцем. Он пропустил удар на Екатеринослав. Собственно, Деникин и не планировал такой дерзкой операции, как форсирование Днепра, но Шкуро «по собственной инициативе» [346] 16 июня прорвался через мост и взял город. Белые оказались на правобережье Днепра. В результате 14 армия была рассечена. Одна ее часть продолжила отход к Полтаве и дальше Чернигову, а другая оказалась в окружении на Херсонщине.