— Он погиб в тот же день. Никто не видел змеи, ужалившей Фаиду. От укуса она обезумела, вскинулась на дыбы, сбросила его и разбила ему голову копытами. Все, кто с ним был, говорили, что Фаида околела почти сразу. А на следующий день я потеряла ребенка.

Она посмотрела на нас иссушенными болью глазами.

— И так было всегда. Я не могу спасти самых близких и дорогих, потому что они не верят в мои видения.

Мы с Коулом оглушенно молчали. Что жизнь может быть так длинна, не укладывалось в голове. Но любовь, страдание — это я могла постичь. И меня всегда восхищали те, кто смог уцелеть.

— Каждый слышит лишь то, что хочет услышать, — сказала я наконец. — Одно из самых идиотских свойств человека, но оно имеет хорошие стороны. Например, когда кто-нибудь тебе говорит: «Не будь кретином, тебе никогда не выдумать средство от СПИДа», — самое время выработать у себя ситуационную глухоту.

— А тогда что хочешь услышать ты? — спросила она.

— Что тебе стало легче, потому что мы тебе поверили, — ответила я и посмотрела на Коула в поисках поддержки. Он быстро кивнул.

— А вы знаете, как я это понимаю? — спросила она нас обоих, и мы оба покачали головой, а Коул взял в ладони руки Кассандры, с обломанными ногтями и ободранным лаком. — Я понимаю так, что боги перестали смеяться.

Уже покончив с десертом, мы решили, что легкий и здоровый завтрак будет самое то. Пока Коул открывал три банки равиоли, а Кассандра разводила порошковый апельсиновый сок, я позвонила Эви.

— Жас, случилось такое, что лучше быть не может!

Ну, слава Богу. Я уже вполне созрела для хороших новостей.

— А что случилось?

— И-Джей всю эту ночь плакала.

— Потрясающе!

— Ладно, я понимаю, так сразу до тебя не дошло, что хорошего. Но ты сейчас поймешь. Вот мы с ней сидим, качаемся на стуле возле ее кроватки, в четыре утра, и обе ревем в три ручья. И вдруг до меня дошло — это же полная, абсолютная херня!

Я отодвинула трубку от уха и уставилась на нее. Эви не ругается. То есть не ругается никогда. Тут до меня дошло, насколько она на краю.

— И что случилось?

— Я разбудила Тима и говорю: «Тим, как хочешь, но ты бы не стал так долго реветь впустую без никакого толку». Не знаю, что он там понял, но согласился со мной, что поехать с ней в больницу — отличная идея. И там нам попалась отличная тетка педиатр, которая сказала, что у И-Джей в ухе жуткая инфекция. Сказала, что девочка очень мучается. И еще она сказала, что есть лекарство от колик — которые на самом деле рефлюкс. Жас, она не должна мучиться, ура! И мы теперь за эту новую докторшу будем держаться обеими руками! Потрясающая женщина.

— Вот это и правда здорово! Передать не могу, как я этому рада. А теперь скажи, ты меня сейчас можешь внимательно выслушать?

— Могу, конечно.

— Чтобы ты потом не говорила, что тебе там что-то мешало и ты меня не расслышала.

Эви засмеялась — избавившись наконец от страшного напряжения, полная той самой радости, которую я слышала, когда дочка только родилась. Это подняло мне настроение так, как ничто другое.

— Можешь не сомневаться.

— О'кей, продолжай быть такой же превосходной матерью, а я обратно к работе. И как только она задремлет, чтобы ты тоже поспала.

Я же пока что буду избегать сна, как жертва сильного сотрясения, — до тех пор, пока не разрешат.

— Есть, мэм! — пропела Эви.

— Вот это мне нравится.

За десять минут я приняла душ и переоделась, а тем временем подоспел завтрак. Я поделилась хорошими новостями, и мы поели в относительном молчании — может, поэтому Коул приспустил флаг, и если бы не быстрая реакция Кассандры, мог бы ткнуться мордой в соус, когда в ту же минуту заснул. Я разбудила Бергмана, и он охотно поменялся местами с Коулом, когда узнал, что мы оставили ему банку равиоли и кусок шоколада.

— А вы, девушки, так будете весь день здесь торчать? — спросил он, садясь есть. Один взгляд на монитор показал ему, что видел Коул во время своего дежурства все утро. Абсолютно ничего. — Поскольку «Констанс Мэллой» явно временно в коме, я придумал кое-какие эксперименты.

— Эти твои эксперименты так застенчивы, что при зрителях их ставить нельзя? — спросила я.

— Вроде того.

Хотя мы все подписали бергмановскую клятву держать язык за зубами, старые привычки действительно отмирают тяжело, если вообще отмирают.

— Не вопрос, — ответила Кассандра. — Все равно Жасмин уже пора встретиться с моим приятелем.

— Ты фею послала курьером передать записочку? — спросил Бергман, ухмыльнувшись.

Вот именно что.

— Бергман… — Кассандра закашлялась, замотала головой и одними губами произнесла: — Потом.

Мы взяли удостоверения и документы, я надела кобуру, прикрыв «Скорбь» кожаной курткой. Еще я надела наряд, который Вайль мне купил взамен погибшего на нашем прошлом задании: темно-красная шелковая туника с узорным вырезом и черные джинсы. Ботинки я надела свои — Коул сказал, что из «Суккулентов семи морей» придут с утра за своей обувью и прочим, что мы одалживали.