Утром, решив приготовить себе на завтрак отбивные, рабочие вернулись к быку. К их удивлению, они обнаружили лишь груду обглоданных костей. Прибежавший на их крики шаман, осмотрев землю вокруг, произнес: «Волки. Ночью приходила большая стая волков. Их прислали духи, чтобы забрать мясо жертвенного животного».

Через час после начала работ в палатку Успенского вошел возбужденный Кочергин.

– Иван Андреевич, началось! – проговорил он дрожащим от волнения голосом.

– Что случилось, Иван Ильич? – встревожился Успенский.

– Да вы не волнуйтесь, Иван Андреевич, – поспешил успокоить Кочергин начальника, – посмотрите, что я нашел сейчас в шурфе, чуть глубже того быка, – и с этими словами Иван Ильич протянул Успенскому что–то, завернутое в грязную тряпку. Тот принял сверток. Он оказался довольно тяжелым. Развернув, Михаил Константинович увидел два металлических предмета, облепленных грязью и по форме напоминающих молоток или кирку. Один темного неопределенного цвета, покрытый патиной, но второй… даже сквозь грязь Успенский видел, что он желтого цвета. С бьющимся сердцем горный инженер обтер грязь с молотка.

– Неужели золотой?! – прошептал он.

– Золотой, золотой, а второй – серебряный! – так же шепотом принялся убеждать Успенского Кочергин.

– Похоже – это какие–то обрядовые предметы, – предположил Михаил Константинович, – возможно, ими пользовались, когда приносили в жертву быка.

– Иван Андреевич, – горячо зашептал Кочергин, – мы на правильном пути, а ведь я до последнего не верил в существование клада.

– Кладов, – поправил его Успенский, – было два клада: один золотых вещей, второй – серебряных. Я не сомневаюсь, что мы их разыщем.

Еще через два дня кладоискатели обнаружили каменные плиты, испещренные какими–то значками. В центре одной из них был начертан крест.

– Это христианский крест, – объявил Успенский, – а знаки, по всей вероятности – древнесирийское письмо. Друзья, мы у входа в пещеру. Завтра утром мы войдем в нее!

1 сентября 1952 года в кабинете начальника политического управления НКВД по Иссык–Кульской области майора Эргеша Алиева произошел довольно странный для такого солидного учреждения разговор.

Беседовали двое: один – сам Алиев, кадровый офицер, отличившийся еще при разгроме басмаческих банд, а во время Отечественной войны успешно сражавшийся с диверсантами и бандитами, кавалер боевых орденов Красного Знамени и трех Красной Звезды, в будущем первый киргизский генерал; другой – бывший заключенный далекого колымского лагеря, ушедший добровольцем в штрафной батальон в Великую Отечественную войну, проползший от Москвы до Берлина по грязи и снегу, благополучно избежавший встречи с вражеской или своей русской пулей, ныне находящийся на поселении недалеко от Пржевальска, сильно постаревший Иван Андреевич Усенко.

– Гражданин начальник, я совершенно искренне хочу помочь нашему родному государству и лично товарищу Сталину, – устало повторял Иван Андреевич.

– Товарищ Сталин в вашей помощи не нуждается, – встрепенулся Алиев. – Вы, гражданин Усенко, битый час кормите меня своими сказками. Я занимаюсь вполне конкретными делами, которые нужны товарищу Сталину. Еще много у нас несознательного элемента и тайных вредителей, в то время как наш глубоко уважаемый Иосиф Виссарионович требует как можно быстрее восстановить страну от послевоенной разрухи.

– Гражданин начальник, то, что я предлагаю, поможет стране, ведь там спрятаны огромные богатства. Товарищ Сталин, я думаю, не одобрит, если вы упустите такую возможность пополнить золотой запас Советского государства. Ведь это станки, машины, заводы, я не говорю о научной ценности этого клада. Сокровища времен Чингисхана – это же мировая известность!

Алиев нервно дернулся. Жалкая попытка Усенко напугать его ответственностью перед Сталиным еще больше разозлила майора. Бывший заключенный грозит начальнику ГПУ, неслыханная дерзость! Но, с другой стороны, в словах этого человека столько уверенности.

– Я знакомился с вашим делом, – наконец спокойно произнес Алиев, взяв себя в руки. – Почему вы сразу не сдали золотой молоток в ГПУ?

– Гражданин майор, я в 26 году был начальником поисковой геологической партии. Мы откопали вход в пещеру с сокровищами. Оставалось поднять каменные плиты, закрывавшие вход. Ночью произошел обвал породы. Огромные камни, подмытые оставшимся после нашего отвода реки ручьем, рухнули, уничтожив двухнедельные труды моих людей. Мне пришлось вновь пустить реку по старому руслу, затопив наш разрушенный шурф. Власти не оказали мне содействия в дальнейших поисках. Партия и правительство были заняты более важными делами: раскулачиванием и борьбой с церковью. Я же хотел найти клад и отдать его государству. Золотой молоток не представлял для меня большой ценности. Даже хранился он не у меня, а у Кочергина, который его и нашел.