Она отдернула штору, чтобы эти глаза исчезли, штора упала вместе с золоченым карнизом, а глаза остались. Две пары глаз сверлили Крюкову, и она убежала в постель – укрыться под боком своего заложника.

Сна не было. Рядом лежал ее подарок, захваченный неправедным способом. Крюкова подумала о его жене, страдающей этой ночью в своей постели. Может быть, жена плачет в этот момент, не зная, где ее суженый. Крюкова придвинулась ближе к мужчине, просто влилась в него и утонула в его запахах. Он во сне обнял ее крепко, и она замерла в его объятиях, стараясь напиться им. Она уже приняла решение отпустить его. В какой-то момент она поняла, что такой ценой счастья не обретет. В своей постели она стала видеть глаза его жены, и руки ее Крюкова уже чувствует на его литой груди. Крюкова не хотела толкаться в своей постели с другими и решила его отпустить.

Утро было волшебным. Они опять позавтракали его чудной кашей, Крюкова надела парадную форму – сегодня у нее была коллегия. Крюкова смотрела на любимого и не могла наглядеться: она прощалась с ним. Когда она собралась с духом, у самого порога она выпалила заготовленную фразу и передала ДГ конверт с паспортом и веером карточек всех платежных систем, попрощалась и попросила бросить ключи под садовую тачку.

ДГ опешил, остановился, не зная, что сказать, но Крюкова и не ждала его слов, выскользнула во двор и уехала.

Она ехала на предельной скорости. Слезы ручьем лились из глаз, размазывая неразмазывающуюся косметику. На парадный белый китель текли трагические черные капли, начисто испортившие парадный вид. Крюкова хотела набрать номер ДГ и сказать ему спасибо за чудесную неделю, которой у нее никогда не было и которую она не забудет никогда, но руки не поднимались. Не хотелось, чтобы он слышал, что она плачет, не хотелось омрачить ему день свободы.

Ее жестко подрезал пьяный водитель фуры, и машина Крюковой чуть не улетела в кювет. Крюкова не испугалась и подумала, что, если бы она сейчас умерла, ей было бы себя не жалко.

В доме царила тишина. ДГ сидел в оцепенении. Обретенная свобода не казалась желанной, он привык уже жить под этой крышей без забот и хлопот. Он не знал, как отнестить к новым обстоятельствам, просто сидел в кресле и не двигался.

Потом он встал, побросал в сумку вещи и вышел из дома на дорогу. Его подхватила проезжающая «газель». Через два часа он стоял у ворот собственного дома на великой русской реке. Охрана долго не открывала, через двадцать минут вышел начальник охраны и, извиняясь, сказал, что ДГ не велено пускать, дом продан, и новые хозяева уже вступили в права. ДГ не верил его словам.

Охранник немногословно рассказал, что жена ДГ, пока тот сидел в Лефортово, по его доверенности продала дом и его долю в бизнесе, уехала куда-то за границу и сказала, что больше не вернется.

ДГ повернулся спиной к воротам и увидел на площадке, где стояли контейнеры с мусором, свою коробку от печенья, где хранил редкие фотографии. Он поднял ее, вынул фотографии деда и бабы, девочки из интерната, фотографию родителей на пороге дома в Претории – вот и весь багаж после супружеской жизни. Доехав до Клина, зашел в банк и понял, что карты заблокированы. В кармане у него нашлось пятьсот рублей, он купил жареную курицу у загорелых ребят и большую колу, сел на корточки у палатки, жадно съел курицу и пошел на электричку. Пару часов он добирался до домика Крюковой, а добравшись, принял душ и безмятежно заснул в привычной постели.

Крюкова была занята на коллегии до вечера, потом был банкет, потом со старыми подругами она поехала догоняться, потом были в «Красной шапочке» – но Крюковой все старые радости казались скучными. Она много выпила и старалась не думать о ДГ. К пяти утра попала домой, прошла в темноте по дому, рухнула, не раздеваясь, в постель и попала в знакомые руки. Руки свое дело знали, и Крюкова улетела в безоблачную даль, не веря своему счастью.