Самые большие надежды Шуазель возлагал всегда на Испанию, чьи геополитические соображения в конце концов вынудили ее в 1761 г. вступить в Семилетнюю войну. Первым министром Испании в 1759 г. был Риккардо Уолл, выходец из ирландского древнего рода якобитов. Он имел эмоциональную привязанность к Стюартам, но еще большую привязанность — к своей карьере. Это предполагало внимание, проявляемое к реальной политике, а не к чувствам. Его любимый девиз заключалась в том, что он претендовал на сочувствие французским мольбам о помощи, одновременно заявляя: королевские владыки Испании предостерегают от начала каких-либо действий.

Очевидна была лишь незначительная солидарность с Бурбоном, так как, хотя Людовик XV зачастую сам ходатайствовал о помощи для Франции, Фердинанд никогда не выходил за рамки абстрактного сочувствия.

Шуазель и его агенты использовали множество убедительных доводов и линий, чтобы найти подход к Испании — в самом деле, Берни в 1758 г. прибегал к ним многократно. Помимо предложения испанскому двору Минорки (в качестве приманки для присоединения к Франции в необходимой борьбе с естественным противником, Англией), Версаль использовал, по меньшей мере, три основных аргумента. Первый заключался в том, что позднее назовут «теорией домино»: если падет Канада, то за ней последует Луизиана. Затем британцы приступят к поискам своей следующей жертвы в Новом Свете. Возможно, ею станет Мексика, но в любом случае, это будет какая-то часть испанской «Индии».

Уолл всегда отрицал наличие связи между Канадой и Мексикой. Он заявлял во всеуслышание, что его не волнует «теория домино». Вторая французская линия заключалась в том, чтобы добиться согласия Уолла на снабжение Новой Франции из испанской Флориды, питая надежду вовлечь Испанию в борьбу с Британией. Однако испанский министр относился к подобной возможности с подозрительной настороженностью и всегда отвечал, что невозможно снабжать Канаду из Флориды, поскольку британское морское могущество исключает возможность такой коммерции.

Третий аргумент заключался в том, что сами драгоценные испанские флоты находились под угрозой. Раз Франция потерпела поражение в Новом Свете, британцы могут стать хозяевами Карибского моря и отрезать Испанию от американской империи. Уолл всегда говорил, что он будет серьезно воспринимать эту опасность только тогда, когда увидит доказательства решительной британской агрессии, направленной на Гавану и Картахену.

Сам Уолл воздерживался по ряду соображений. Пока Фердинанд VI был жив, он одержим идеей, что может стать миротворцем — посредником между Францией и Британией. Хотя Уолл говорил своим доверенным лицам, что идея короля была фантастической, так как Британия никогда не сможет воспринимать любого Бурбона в качестве «честного брокера», и в любом случае общий мир должен включить короля Пруссии Фридриха, что непременно рассмешит его королевского владыку.

Когда на трон взошел наследник Фердинанда Карл III, Уолл понял, что его беспокоят наступления британцев в Северной Америке. Министр все же воспользовался «новизной» короля в качестве предлога ничего не предпринимать и наложил вето на отправку испанских военных кораблей в Брест на помощь французам.

Более того Карл III, хотя и симпатизировал Стюартам больше своего предшественника, всегда заявлял, что желает увидеть восстание якобитов в Британии раньше, чем он отправит армию вторжения. Ведь из событий 1745-46 гг. становится понятно: это был единственный эпизод, который никогда не произойдет вновь.

Уолл слушал советы прежнего якобита графа («Маршала») Джорджа Кейта — ренегата во всем, кроме формальных заявлений. Последний объявлял во всеуслышание о своей непрерывной привязанности к Джеймсу Стюарту в Риме, но в частных разговорах в 1759 г. советовал Уоллу понять: у Стюартов — безнадежное дело, а ганноверская династия слишком твердо укоренилась в Британии.

В этом и заключалась суть. Не помогало и то, что якобиты-лоббисты в Мадриде были не высшего калибра. Граф Уолш де Серрант был судовладельцем и работорговцем, который никогда не вел переговоры с французским послом Обетером или другими французскими дипломатами. Как правило, он передавал полномочия по детальному лоббированию своему заместителю Бернарду Уорду.

В течение всего 1759 г. Шуазель продолжал надеться на то, что может что-нибудь получиться из его настойчивых обращений к России, Швеции и Испании. Он даже полагал: стоит разыгрывать карту якобитов просто на тот случай, если Чарльз Эдуард окажется не совсем «бумажным тигром» (или, по меньшей мере, не пьяным матросом, каким он появился вечером 5 февраля в Париже).

Между тем принц Стюарт оставался в Булони, требуя и ожидая, что французы приблизятся к нему, совершая следующий шаг. Но реальность заключалась в том, что Шуазель почти что вычеркнул его из сценария. Бездействие Чарльза Эдуарда приводило в отчаяние его друзей и сторонников. Один из них, Шолто Дуглас, в конце концов не смог выносить подобное и разразился следующей тирадой: «Ваши враги в настоящее время бурно радуются и высказываются о Вас так, как Петр Великий о шведском короле Карле XII, когда русский царь заковал шведов цепями в Бендерах. Они говорят, что Вы утонули в бутылке в Булони, а пробка — у Вас в кармане».

Несмотря на безобразное поведение принца, даже его противники редко могли отрицать: имя и присутствие Чарльза Эдуарда стоили полудюжины полков. В 1745-46 гг. командующий французов герцог де Ришелье предполагал высадиться в Англии с армией, численность которой составляла не более 15 000 человек, он рассчитывал на массивную поддержку предположительно проякобитских английских тори и боевую мощь членов шотландских кланов. А Шуазель разрабатывал свои планы, исходя из предположения, что придется действовать совершенно без поддержки якобитов. Это предполагало необходимость в общей численности вооруженных сил до 100 000 человек. Такое количество огромно, но министр был решительно настроен выполнить свой план. Как он зловеще заметил, теперь нужно либо умереть, либо сделать это: «Если будут разбиты 50 000 солдат в первой экспедиции, король решительно настроен отправить следующее войско такой же численности. И мы не сдадимся, пока во Франции будут оставаться солдаты».