Истина, вероятно, где-то посередине между двумя точками зрения: Юм не был ни особо значимой фигурой в философии, которой он должен быть в соответствии с требованиями эмпиризма, ни заурядной личностью (идущей после Лейбница, Канта и Гегеля), если следовать континентальным предубеждениям.

В апреле 1759 г. Юм в корреспонденции Адаму Смиту привлек внимание своего товарища-шотландца ко второму изданию (тогда только что появившемуся) оригинальной работы многообещающего тридцатилетнего ирландского политика-протестанта. Эдмунд Бёрк, подчеркивал он, «написал недавно очень привлекательный трактат о возвышенном».

Труд Бёрка «Философское исследование происхождения наших идей о возвышенном и прекрасном» принято считать первым серьезным изучением эстетики. Он делал различие между прекрасным (многие философы и поэты уже предлагали теории и объяснения прекрасного) и возвышенным. Последнее сочетает в себе обычные понятия красоты с идеями боли, опасности и даже смерти. В то время как к пониманию красоты можно прийти через рациональность, возвышенное находится за пределами разумного, отвергая человеческое понимание, контроль или деятельность.

Красота предполагает любовь, удовольствие и незначительность, но возвышенное включает восхищение, боль и величие. Некоторые находили сходство между различием, сделанным Бёрком, и различием, сделанным позднее Фрейдом между эросом и танатосом (смерть — стремление к разрушению) в работе «За пределами принципа удовольствия». Умозаключение о сексуальном подтексте, как полагают, сделано на основе замечаний самого Бёрка. Он говорил, что обольщение относится к области красоты, а насилие — к области возвышенного, что удовольствие (красоту) заставить нас почувствовать насильно нельзя, но боль (возвышенное) — можно. Действительно, считается, что многие более поздние определения, подобные философским, сделаны Бёрком в этой базовой работе. Он сообщает нам, что отсутствие чего-либо, предвещающее непредсказуемое, являются возвышенным: отсутствие мыслей, темнота, одиночество, тишина. Все это, как полагают, является ясным предвестником тракта Жана-Поля Сартра «Бытие и ничто», посвященного «небытию».

Подобно «Кандиду» Вольтера и «Тристраму Шенди» Стерна (это еще два знаменитых и влиятельных литературных произведения 1759 г.), эссе Бёрка о возвышенном не заявляет во весь голос о своей оригинальности, но тема разрабатывается медленно и сдержанно. Все писатели восемнадцатого столетия любили продемонстрировать знание древней классики. В своем предисловии 1759 г. ко второму изданию Бёрк подтверждает свое философское исследование цитатой из Цицерона: «Изучение природы и размышление над ней являются необходимой пищей для нашего духа и разума».

В трактате Бёрка много цитат, заимствованных у классических авторов — Гомера, Вергилия, Горация, Лукреция и других. Цитируются и те писатели, которые испытали глубокое влияние классиков — например, Милтон (отечественный гений Шекспир должен удовлетвориться всего одним заимствованием). Но Бёрк пытался разъяснить смысл простыми намеками. Таким образом, дикие кони соответствуют возвышенному, но прирученные таковыми не являются, буйволы тоже возвышенные, но быки — нет; волки — возвышенное (но не собаки); короли и мифические боги — возвышенное, обычные люди — нет. Классическим примером возвышенного является конь из Книги Иова, который «в порыве и ярости глотает землю» (Иов 39:24).

Но вскоре Бёрк затуманивает это простое послание, вводя нюансы, показывающие: прекрасное может переходить в возвышенное, а само возвышенное можно подразделить на категории. Разглядывание тела прекрасной женщины, например, «подобно лживому лабиринту, по которому скользит беспокойный взгляд, ничего не понимая, не зная, где остановиться или куда его уносит». И возвышенное в искусстве вызывает ликование, но в природе — просто страх и паралич. Нужно всего лишь сравнить наши реакции, когда мы смотрим убийство в греческой трагедии, где начинает действовать катарсис (очищение духа при помощи «страха и сострадания», что и считалось целью трагедии), и убийство в реальной жизни. Здесь главными эмоциями будут только страх и ужас.

Эссе Бёрка о возвышенном предвкушает мотивы, которые более полно разовьются в ряде проявлений: в готическом направлении («Франкенштейн» Мэри Шелли является его очевидным духовным потомком), в мистицизме Блейка и в романтическом направлении в целом. Образы полета, связанные с врожденной боязнью высоты у человека, изобилуют в трактате Бёрка. Как говорил автор, «ни одна страсть так эффективно не лишает разум всей силы его активности и рассуждения, как страх».

Это эмфатическое подчеркивание страха вызывало беспокойство Сэмюэля Джонсона, который был настроен скептически по поводу эссе Бёрка, как и по поводу «Тристрама Шенди». Он всегда доказывал, что приверженность определению безграничности воображения, чрезвычайно модного после 1759 г., определенно закончится безумием. Спор Джонсона с Бёрком в сущности был вариантом очень старого диспута: испытывает ли человек благоговейный страх, созерцая звезды, и одновременно понимая незначительность самого человека (Бёрк)? Или же он ни во что не ставит необъятные просторы космоса, потому что звезды не могут создавать поэзию, отпускать шутки или испытывать эмоции (Джонсон)?

Но один аспект возвышенного, против которого Джонсон возразить не мог, связан с общей точкой зрения — Цайтгайст 1750 г. («Заложник времени»). В Природе возвышенное было страхом и благоговейным ужасом, пробуждаемым ландшафтами и пейзажами, а не чувством пасторального наслаждения и буколического расслабления. Почувствовать возвышенное в Природе предполагало воздействие непостижимых сил. И все больше мужчин и женщин наблюдали гигантские географические явления и интуитивно понимали истину точки зрения Бёрка.