Теперь, как казалось, открылся путь для неизбежной осады Мадраса и столь же неизбежного падения города.

Но в этот решающий момент Лалли позволил втянуть себя в бесполезную туземную войну. Ее цель заключалась в том, чтобы заставить князя Танджора выполнить обязательство на семьдесят лакхи (приблизительно двадцать четыре миллиона ливров), данное им французам и их союзнику Чанда Сахибу в 1749 г. в качестве военной гарантии, чтобы предотвратить вторжение на свою территорию. На самом-то деле князь не имел ни малейшего намерения выплатить эту сумму.

Почему Лалли предпочел выбрать этот военный маневр — вопрос спорный. Вероятно, он обнаружил, что остро нуждается в деньгах. Он прибыл в Индию с двумя миллионами ливров, эти средства предназначались для проведения военной кампании. Но вся сумма незамедлительно была поглощена долгами Пондишерри.

Вторая причина того, что он не смог немедленно наступать на Мадрас, заключалась в том, что д'Аше не пожелал сотрудничать. В частности, он отказался сражаться с флотом Покока, который стоял в целости и сохранности между Пондишерри и Мадрасом.

Д'Аше непреклонно настаивал на том, что он не может атаковать Покока, пока его флот не будет лучше обеспечиваться продовольствием. Здесь он был прав: матросы и солдаты открыто жаловались на низкое качество предлагаемой им пищи. Но возможно, что в уме адмирала имелась только одна основная причина отказа в сотрудничестве: он желал совершить плавание в южном направлении в поисках какого-нибудь английского корабля с богатым грузом, принадлежащего англичанам, постоянно проживающим в Индии. Его появления в водах Индийского океана уже давно ждали.

Но даже если Лалли действительно не был готов к началу осады Мадраса, он должен был, по меньшей мере, ударить по северу. Далее следовало очистить провинцию Аркота от англичан, взять все посты и форты между Пондишерри и Мадрасом, а затем загнать противника в последний город и держать его там, пока будет происходить подготовка к наступлению.

Он мог руководствоваться любыми аргументами, выбирая войну с Танджором, но совершенно понятно: результаты этой войны не могли оказать влияния на общую стратегию Франции в Индии. Это обеспечило бы только падение Мадраса. Поэтому говорили о том, что Лалли мог попасть под дурное влияние иезуитского священника по имени отец Лавор, служившего доверенным лицом и агента Дюпле. Правда то, что набожный человек Лалли был подвержен такому влиянию. Но нелепо предполагать, что только вмешательство духовного лица предопределило судьбу индийской военной кампании Франции.

Правда и то, что у Лалли было почти столько же много врагов в Пондишерри, как в Мадрасе. Наиболее значительными среди них оказались старый генерал-губернатор Лейри и его команда и сторонники, с которым у нового командующего происходили постоянные ожесточенные стычки, начиная с первого дня его прибытия.

15 мая Лалли действовал точно так, как предсказывал д'Аргенсон: он прямо упрекнул Лейри в «летаргии и безразличии к успеху военных операций», обвинив его в том, что он ничего не сделал за прошедшие восемь месяцев, кроме споров с Сопиром на тему соответствующих прерогатив.

Разъяренный положением со снабжением во время осады форта Сент-Дэвид, Лалли также публично заявил: он далее будет нанимать только честных людей и вышвырнет казнокрадов и спекулянтов из Индии.

Побочный эффект скандала заключался в том, что хладнокровный и продажный бюрократ Лейри превратился в заклятого врага. Вскоре после этого Лалли проделал то же самое с Бусси — человеком, который отличался от Лейри неподкупной честностью.

Незадолго до выхода из Танджора Лалли попытался скоординировать свои военные маневры с Бусси, который в тот период вел военную кампанию в Декане. Послание командующего, хотя и написано в дружелюбном тоне (оно содержало в себе то, что Лалли считал остроумным и приятным), безусловно, оскорбило Буси.

В нем было сказано, что Бусси занимается делами второстепенного значения. Лалли несколько подсластил пилюлю, попросив далее Бусси прислать деньги. «Миссия, порученная мне королем и компанией, — писал он, — заключается в том, чтобы вышвырнуть британцев из Индии. Для меня не имеет ни малейшего значения то, что старший брат затеял спор с младшим в Декане или что какой-то раджа на ножах с каким-то набобом».

Он приказал Бусси в срочном порядке соединится с его войсками под Мадрасом, оставив юного маркиза де Конфлана главным в Декане с полицейским подразделением. Лицемерно убеждая Бусси, что дни экспансионизма и политики наступления закончились, Лалли нелогично переходит к описанию своего нетерпеливого ожидания того дня, когда после взятия Мадраса станет можно вместе начать наступление на Ганг.

Но это письмо — просто одна из ошибок в бесконечной череде. Оказалось крайне глупо напоминать Бусси о положении дел, когда у того за плечами имелся опыт двадцатилетней работы в Индии и высокое положение среди индийских князей, а в Декане преобладали его силы и средства.

Бусси повиновался приказу и отправил великодушный ответ, но указал: результатом повиновения вполне может стать потеря плато Декан.

Затем Лалли неторопливо промаршировал на юг, потратив целый месяц, чтобы прибыть в предместья Танджора. Где бы он ни появлялся, он поражал наблюдателей своим отношением, которое резко колебалось между взглядом на мир шевалье и представителя авторитарной власти. Скучая и утомляясь от деталей, он полагал: военная экспедиция должна выполняться спонтанным передвижением. При возникновении любых недостатков в структуре материально-технического снабжения или в снабжения продовольствием, Лалли начинал искать виноватого, на которого мог свалить бы всю ответственность за это. Придирчивый начальник и мелочный сторонник строгой дисциплины, граф мог выйти из себя в мгновение ока. Более всего его тревожный недостаток проявлялся в том, что он считал себя «твердой рукой» в Индии, веря в то, что все зависело только от одной военной силы.