— Что с тобой, друг? Плохо тебе, да?

— Душно здесь, Афиф.

— Воды хочешь?

— Нет, спасибо. Мне бы на воздух поскорее выбраться.

Гутман попрощался с лавочником и, спотыкаясь, торопливо направился к выходу. Оказавшись снаружи и переведя дух, он мгновенно определил, в какой стороне находятся ворота Яффы, и пошел туда, не вынимая руки из кармана. Он остановился отдохнуть лишь тогда, когда Старый город остался позади. Казалось, еще минута — и он грохнется наземь в глубоком обмороке. В голове шумело, мысли путались, сердце бешено колотилось, а перед глазами плавала пелена. Гутман не был способен сейчас ни о чем думать ясно. Волнами накатывал страх и восторг, рука занемела, но зато эта рука сжимала сейчас величайшую археологическую находку в истории науки: письмо, составленное рукой самого великого патриарха, отца трех вер — иудаизма, христианства и ислама. Завещание самого Авраама!

Иерусалим, четверг, 00:46

Они высадили Эйяла Кишона у центрального полицейского участка Тель-Авива. Тот решил заявить об исчезновении отца. Эйял был абсолютно убежден в том, что с его отцом случилась беда. Спасибо Ури, который рассказал ему о судьбе своих родителей и о звонке Шимона Гутмана Баруху, ставшем последним.

На обратном пути в Иерусалим Ури не переставая звонил в различные справочные, пытаясь отыскать следы загадочного Афифа Авейды. Все результаты Мэгги аккуратно заносила на бумагу. Наконец у нее образовался список из двадцати человек. Больше половины имен она сразу зачеркнула — эти люди жили слишком далеко от Иерусалима. Дантист, адвокат, шестеро крестьян, зеленщик и торговец антиквариатом, державший лавочку на арабском базаре в Старом городе. Так получилось, что род занятий этого человека телефонный оператор назвала в самую последнюю очередь. Но Ури и Мэгги не пожалели о том, что им пришлось так долго ждать.

— По-моему, все ясно.

— Вы уверены?

— У моего отца были личный дантист и личный адвокат, а с арабскими крестьянами он сроду дела не имел. Антиквариат, древности — это была едва ли не единственная тема, из-за которой мой отец мог заставить себя заговорить с арабом.

Они вернулись в Иерусалим далеко за полночь. Ури предложил сразу же отправиться на базар в Старый город, чтобы попытаться отыскать там Авейду, но Мэгги его урезонила. Какой базар может быть глухой ночью? Все лавки закрыты, им даже не у кого будет спросить, которая из них принадлежит Афифу Авейде. А его домашнего адреса они не знали.

Ури согласился с этими аргументами и отвез Мэгги к ее гостинице.

— Приехали, мисс Костелло.

Она вышла из машины и уже собралась было идти, как вдруг обернулась и, улыбнувшись, предложила:

— Может, кофейку?

Ури не относился к числу людей, которые любят выпить. Мэгги легко определила это, так как он вот уже почти полчаса баюкал в руках стакан с несколькими глотками виски и содовой. Ей невольно приходилось и себя одергивать, хотя она и жалела немного о том, что не может сейчас поступить с выпивкой из мини-бара так, как привыкла: глоток — и бутылочки нет, еще глоток — и второй нет.

— Расскажите, как это вы вдруг заделались кинорежиссером, — попросила она.

Они сидели в ее номере за угловым столиком. Мэгги незаметно для Ури сняла туфли и теперь блаженствовала, чувствуя, как отходят затекшие ступни.

— А что, собственно, рассказывать?

— Как вышло, что у вас получилось построить на этом карьеру? Все-таки киношники на дороге не валяются.

Ури улыбнулся, вспомнив, как сам расспрашивал ее о карьере переговорщика.

— А с чего вы вдруг взяли, что мне удалось построить на этом карьеру?

— Вы производите впечатление успешного человека.

— Да? Это вам только кажется. Хотя… Вы смотрели «Мальчики и истина»?

— Это где четверо разных ребят рассказывали о себе? Да, смотрела в прошлом году. Понравилось. А что? Уж не хотите ли вы сказать… что это вы сняли?

— Я.

— Господи! Поразительно! А я помню, тогда еще удивлялась, как это режиссеру удалось разговорить тех пацанов и заставить высказываться так откровенно… Честно скажу, я думала, их снимали скрытой камерой. По крайней мере в некоторых эпизодах.

— Не было там никаких скрытых камер. Просто у меня есть один секрет, который помог. Только я вам его не расскажу. Коммерческая тайна.

— Я буду молчать.

— Ну хорошо. Дело в том, что, когда ты встречаешься с человеком, которого собираешься снимать… Нет, не скажу. Откуда я знаю, что вам можно доверить такой секрет?

— Доверяйте смело, я унесу его с собой в могилу.

— Уговорили. Мой секрет — умение слушать.

— И все?..

Он улыбнулся, довольный произведенным эффектом.

— И все.

— И где же вы этому научились?

— От отца.

— От отца?! Вы извините меня, Ури, но ваш человек не производил впечатление внимательного слушателя.

— Он им никогда и не был. Отец всегда говорил. А мы с мамой слушали. У нас не было другого выхода. И в какой-то момент я понял, что буквально достиг в этом совершенства.

Ури сделал еще один крошечный глоток из своего стакана, а Мэгги вдруг поймала себя на мысли, что невольно любуется им. Да, пожалуй, у него было такое лицо, на которое смотришь и… не можешь оторваться.