Передохнув, Шеррис покинула мотель. Время от времени она переключалась на ручное управление, разгоняя автомобиль до максимальной скорости, так что двигатель ревел, и темные тени туч стремительно проносились под колесами.

К вечеру главная магистраль разветвилась и нырнула в Сепрский туннель. Дневной свет постепенно угас, и, когда дорога привела к Мокрым лесам, стало совсем темно. Шеррис выслала вперед заявку на кабину в другом мотеле и спустя час догнала его. Проскользнув по узкому ущелью, образованному двумя припарковавшимися эшелонами, она поставила машину на стоянку.

Слишком уставшая, чтобы обращать внимание на прелести встретившегося ей в баре смазливого водителя одного из эшелонов, Шеррис заснула в одиночестве в маленькой, тихо покачивающейся прицепной кабинке.

За завтраком она созерцала в окне расстилавшуюся до самого горизонта пустыню. Длинные облака, плывущие над магистралью, исчезали в голубой дымке далеко впереди и походили на оторванный хвост какого-то фантастического зверя.

Пустыня и каменистый перевал Каллиса сменились редким кустарником, кустарник — орошаемыми фермами, а возле Осколья растительность вновь стала пышной. К вечеру на шоссе показались истертые множеством шин разноцветные знаки, говорящие о том, что Шеррис достигла Предместий.

Предместья, равно как и столица — Капитоллер, были обязаны своими потрясающе невыразительным названиями некоему кровавому межнациональному спору. Сей лингвистический диспут имел место так давно, что один из языков успел за это время до неузнаваемости измениться, а другой и вовсе исчез, сохранившись только в считанных базах данных языковедческих факультетов университетов.

На закате Шеррис покинула главную магистраль и выехала на прямое, словно луч лазера, двухполосное шоссе. Дорога шла через готовые ко второй жатве поля, пронзая теплую темноту высоких, в человеческий рост, зарослей. Шеррис врубила радио на полную громкость и стала во весь голос подпевать. Впереди, над ровным горизонтом, замаячили подножия Прибрежной Гряды.

Час подъема на холм по извилистой, как змея, дороге, минуя темные туннели и широкие мосты, мимо садов со склонившимися под тяжестью фруктов деревьями, объезжая немногочисленные городки и еще более редкие поселки, — и вот на холме уже показалась симпатичная, но странноватая деревушка.

Зефла Фрэнк (охарактеризованная однажды Мицем Годзикамой как «почти два метра сплошной чувственности, не лишенные мозгов») неторопливо шла от автобусной остановки по тропинке, петлявшей между приземистыми белеными домиками у самой вершины холма. Ее длинные золотистые распущенные волосы касались подола мини-платья. Зефла шагала босиком, а туфли несла, перекинув через плечо за шнурки.

Ночь была теплой. Из фруктовых садов в долине поднимался сладковатый ветерок.

Зефла насвистывала, задрав голову и глядя на мерцающее небо. Возле горизонта сияла ярким синеватым светом Служанка — вторая из голтарских лун, — словно громадный крейсер, каменный, серебристый, окруженный сверкающей свитой лодчонок-огней: орбитальных поселений и факторий, спутников, зеркал, улетающих и прибывающих кораблей.

Корабли сновали торопливыми светлячками, оставляя за собой поблескивающие следы. Спутники и станции двигались плавно, некоторые — довольно быстро, другие — так медленно, что их можно было принять за звезды, образующие вращающиеся концентрические сферы. Огромные зеркала и жилые поселения висели неподвижными огненными точками на фоне темного занавеса.

И вправду очень красиво, думала Зефла. А свет, излучаемый спутниками, и естественными, и искусственными, кажется мягким и спокойным, даже теплым — несмотря на свою ледяную синеватую бледность. Лунный свет и хламный свет. Хламный свет! Какое грубое, неблагозвучное название для столь красивого явления. И к тому же неточное: куски космического мусора малы, и их нельзя увидеть с планеты. Да и вообще его уже почти весь собрали, спустили вниз и сожгли.

Зефла наблюдала за мигающим спутником, который двигался по небосводу безупречно плавно, не снижая и не прибавляя скорости. Спутник пролетел над ее головой и скрылся за карнизами домов на западной стороне переулка, где неяркие огни перемежались с пастельными тенями и тихо играла музыка. Она узнала мотив и снова принялась насвистывать, взбираясь по крутой тропинке.

Она опустила голову, чтобы ненароком не споткнуться, и неожиданно икнула.

— Вот черт!

Может, не стоило так резко опускать голову? Она вновь обратила взор к небу и еще раз икнула. Черт, черт, черт!

Обнаружив на небосклоне еще один спутник, Зефла решила сосредоточить все внимание на маленьком ползущем огоньке и не обращать внимания на глупую икоту. (Ик! Черт!)

Дом почти рядом; не хватало только ознаменовать свое прибытие громкой икотой. Длоан и так вечно подтрунивает над ней.

Ик! Засопев, Зефла попыталась сконцентрировать свое внимание на спутнике. И тут же ударилась ногой обо что-то твердое.

— Вау-у!

Зефла запрыгала на одной ноге, держась за ушибленную голень. Ой-ой-ой! Обо что это она ударилась? В лучах «лунно-хламного» света, усиленного мягким сиянием зарослей люминесцентного кустарника, росшего подле дверей дома, вырисовывались очертания огромного светлого автомобиля, который перегородил ведущую к крыльцу узенькую тропинку.

Зефла выругалась, глядя на заляпанное раздавленными насекомыми тупое рыло автомобиля.