— Я считаю, что наступило время сообщить миру, кто его властелин.

— Кто, мой фюрер?

— Я! Идиот!

— Я-а, мой фюрер! — обрадовался Отто, возможно приняв раздельные выкрики самозваного божества за один.

— Пройдемте ко мне, — предложил «фюрер», — покурим и определимся с дальнейшими действиями.

— Курить вредно для легких, — напомнил одноглазый труп в эсэсовской форме с броской красно-черной повязкой на правой руке.

— Так у тебя легких давно уж нет, — сказал юнец, с силой затягивая на своей шее шнур от мыши, отчего его голос под конец предложения стал едва слышимым.

Эсэсовец промолчал, посчитав ниже своего достоинства спорить с безусым подростком, и направился вслед за Мамбуней. Последний, позвякивая на каждом шагу надетыми на щиколотку левой ноги золотыми кольцами, направился к одиноко стоявшей в углу залы, рядом с надувным бассейном, соломенной хижине и, опустившись на четвереньки, заполз в нее. Его сподвижники последовали за ним, хрустя одеревенелыми мышцами и негнущимися суставами.

Вода в бассейне всколыхнулась, всплывший крокодил обвел окрестности взглядом немигающих глаз. Уцепившаяся хвостом за ветвь пальмы макака задумчиво почесала затылок и решила воздержаться от попытки подобраться поближе к хижине. «И отсюда услышу», — решила она.

Пока гости рассаживались вокруг глиняного очага, наполненного сухими коровьими лепешками, Мамбуня Агагука аккуратно сложил их «домиком» и поджег одной спичкой, проигнорировав предложенную Отто фон Неггерманом бензиновую зажигалку. Чадящие клубы дыма потянулись вверх, скапливаясь под потолком хижины.

— Что мне нужно для господства над миром? — Агагука сразу перешел к делу, отложив ненужные вступления. Он раскурил от костра бамбуковую трубку и выжидающе посмотрел на своих собеседников.

— Сильная армия, мой фюрер, — без раздумий ответил синюшный эсэсовец, потрясая челюстью и кулаками.

— Общественное мнение, — предположил юноша с оптической мышью на шее. — И отсутствие конкуренции.

— Вот вы этим и займетесь.

— Яволь, мой фюрер. Я буду ваш военный гений, — вызвался Отто фон Неггерман. — Возглавляемые мною армии приведут человечество к новому, счастливому порядку.

— А я руководителем идеологической и информационной служб, — заявил Павел Отморозов.

— Хорошо. А я стану единственным живым богом на этой планете.

Достигнув взаимопонимания, заговорщики вздохнули довольно и скрепили договор минутой молчания, разбавленной сосущими звуками тянущего трубку Мамбуни.

Наконец новоявленный руководитель идеологической и информационной служб произнес:

— Как я понимаю, наша основная цель убедить мир в том, что вы именно тот бог, который ему нужен?

— А кто в этом может усомниться?!

— Да мало ли… Люди привыкли к старым богам.

— Старых мы уничтожим! — категорично заявил Мамбуня.

— А как? Они ведь бессмертны. Мы не сможем свергнуть их.

— Старых богов свергают не новые боги, а тот факт, что люди начали верить во вторых, позабыв первых, — назидательно произнес Агагука. — А для этого мне нужен пророк. И не простой, а способный на неимоверные деяния.

— Так, может, вам выйти в люди, ребеночка заделать… — предложил главный идеолог нового бога.

— Так я же не могу.

— А вы как-нибудь этак.

— Это как?

— На расстоянии. Непорочно, — уточнил юноша. — Однажды это неплохо сработало…

Подслушивавший этот разговор ангел-оперативник, зажимая нос пальцами и старательно изображая равнодушного к окружающей его вселенной крохотного муравья-альбиноса, не прекращая конспектировать сказанное, подумал: «От его духа если и будет тошнить, то сразу, а не спустя положенный срок — вонища адская… Прости меня, Господи!»

— А как-нибудь иначе? — спросил Мамбуня Агагука.

— Да хоть пальцем. Медицина нынче такие чудеса творит… — заверил его Павел.

— Э…

— Можно просто украсть подходящего ребенка и воспитать его соответственно вашим требованиям, — предложил эсэсовец.

— Вот вы этим и займитесь.

— Яволь, мой фюрер! А какого ребенка украдать?

— А это у местного старожила узнаем, он-то всех особых детей знать должен.

— Будет сде… — От усердия челюсть эсэсовца выскочила и отвисла до груди. Он руками вернул ее на место и, несколько шамкая, заверил присутствующих: — Будет шделано.