Шрифт:
«Написано двадцать третьего дня сего месяца этого года мною, Кощеем Бессмертным, собственноручно и в своем собственном замке.
Состояние организма на момент составления данного документа стабильное. Рассудок — здравый. Память — люди еще долго помнить будут. Сердцебиение — стабильно отсутствует. Исходя из данного психологического и физиологического состояния, по ряду причин я составил данный документ — мое мое завещание. В коем оглашаю следующую свою волю:
Пункт 1. Ответственность за выполнение моей воли возлагаю на Леля. О чем и сообщаю ему передачей сего завещания. Самоотводы не принимаются, решение пересмотру не подлежит. Быть же по сему — и точка!
Пункт 2. Возложенную на меня народом миссию нести вечное и злое в мир передать достойному наследнику, коему надлежит доказать свою состоятельность, пройдя испытание, условия которого изложены в документе, озаглавленном «Испытание последователя Кощея Бессмертного». Данный документ составлен, в пяти экземплярах и доставлен по пяти перечисленным ниже адресам. Как-то:
Первый. Кащею Бессмертному — брату-близнецу моему алчному, в подвале Зловещего замка нашего родового безвылазно находящемуся.
Второй. Бабе Яге — Костяной ноге, моей давней неверной подруге и соратнице.
Третий. Изе Рабиновичу, моему казначею и адвокату.
Четвертый. Лелю, то есть тебе, но оставлен он в моем замке, где тебе надлежит ознакомиться с ним и проследить за буквальным исполнением его требований.
Пятый. Неизвестному. Документ запечатан в кувшине и выброшен в синее море, волнам коего доверена его судьба. Кто кувшин изловит да документ из него извлечет, тому его и читать.
Пункт 3. Мою половину Зловещего замка и остров Буян со всеми находящимися на нем постройками передать в вечное владение Мамбуне Агагуке.
Пункт 4. Тело свое завещаю науке для опытов с целью изобретения эликсира бессмертия. Кто ищет — тот найдет.
Пункт 5. Пленникам своим безродным (знатных да родовитых не держу — сразу за выкуп отпускаю) да немощным завещаю освобождение. Если найдется душа бескорыстная, которая освободит их. Самому мне недосуг. И имидж не позволяет.
Пункт 6. Свою коллекцию оружия и доспехов передаю на переплавку. После битвы со мной не на жизнь, а на смерть от них мало что уцелело. Мне лишь как память коллекция эта дорога была.
Пункт 7. Всем богатырям, кои имели честь убивать меня — мой пламенный физкульт-привет.
Пункт 8. Все прочее мое добро, не перечисленное выше, считается бесхозным и подлежит разграблению. Налетай, смельчаки. Ловушки ждут вас.
Пункт 9. Право смеяться последним оставляю за собой.
Подпись: Кощей Бессмертный».Там еще ниже было дописано, а затем поспешно замалевано что-то о том, что нужно переписать это послание пять раз и разослать по пяти разным адресам, и что-то там мне за это будет, кажется, счастье, но я не уверен — слишком неразборчиво написано. А раз так, то и читать вслух замалеванную надпись я не стал. Опустив ее по воле автора завещания.
Замолчав, я свернул бересту в рулончик и сунул в стоящий на столе ларец, к письменным принадлежностям. Десяток остро заточенных гусиных перьев, среди которых случайно завалялось павлинье, герметически закрытая баночка с чернилами и обыкновенная шариковая авторучка с рекламным слоганом неизвестной мне фирмы «Новый Дом»: «Местами обеспечим всех». И пояснение в виде подписи: «Гробы оптом и в розницу». Вот она, вездесущая реклама…
— И что ты думаешь? — поинтересовался Добрыня Никитич.
Я равнодушно пожал плечами: «Что тут думать?»
— Нужно идти елку наряжать. Я жене обещал.
— Я про завещание Кощеево… — уточнил Добрыня.
— Про него я не хочу думать. Он бессмертный, так что подождет. После праздничков съезжу, на месте разберусь.
— И то верно, — согласился богатырь, поднимаясь с лавки. — Пошли елку украшать.
— Пошли. — Поднявшись из-за стола, я его предупредил: — Только сперва ее найти нужно, да срубить, да из лесу принести…
— Зачем рубить? — удивился богатырь. — Так принесем.
— Так что, топор не брать?
— Отчего же? Возьми. Может, от волков обороняться придется. Нынче они изголодались и оттого дерзкими дюже стали. Могут и наброситься.
Стараясь не выказать удивления, я надел валенки и сунул за пояс топор. На всякий случай…
Оставив Ванюшу на попечение начавших приходить и себя нянек, мы отправились за елкой.
— Куда пойдем? — уточнил богатырь.
— А вон в тот лесок.
Обогнув усадьбу, мы с Добрыней неровной, но целеустремленной походкой углубились в смешанный лес, где ели соседствуют с березами, а дубы с осинами, и принялись выбирать подходящее дерево.
— И какая лесная красавица украсит наш праздник? — поинтересовался у меня Добрыня Никитич, уперев руки в боки и поводя головой из стороны в сторону. Выбор не очень большой, но тем не менее…
— Может, я? — предложил робкий девичий голос из заснеженной чащи лесной, где лишь зверям диким рыскать да партизанам.
Мы с Добрыней изобразили синхронный разворот вокруг своей оси и изумленно уставились на одиноко стоящую среди непроходимых зарослей лысую девушку, лишенную не только одеяний, но и скромности. Ибо своего вида она нимало не смущалась и попыток прикрыться хотя бы на манер Евы — листочком — не предпринимала, несмотря на робкий голос и юный вид. Худенькая — ребра так и светятся сквозь мраморной белизны кожу, с крохотными бледными бутонами груди и непомерно длинными ногами, острыми коленками внутрь, она стоит, прислонившись к замшелой сосне, и мелко дрожит на обжигающе пронзительном зимнем ветру. Но при этом смотрит на нас открыто, с нескрываемым предложением во взоре бездонных зеленых глаз. Вот только с волосами у нее проблема. И обыкновенным шампунем ее не решить. Необыкновенным тоже…
— Кто ты, красавица? — поинтересовался я. — И что делаешь…
— Сегодня вечером, — перебив меня, обратился к девушке Добрыня.
— Не знаю, — призналась она. И сделала небольшой шаг в нашем направлении. Снег едва слышно скрипнул под ее голой ступней с выпачканной в земле пяткой.
— Ты, видать, замерзла? — с ноткой сочувствия в голосе поинтересовался богатырь, расстегивая тулуп.
— Замерзла, — ответила девушка, делая еще один, более решительный шаг в нашем направлении.