Максим не очень вежливо поинтересовался, что мне нужно, после чего получил от меня несколько распоряжений, озвученных мной довольно жестким тоном (сама от себя не ожидала) и объяснения, где я пребываю, с тем, чтобы он привез мне мою одежду.

Мой подчиненный, очевидно, напуганный моим уверенным тоном разговора, явился ровно через двадцать пять минут, прихватив с собой всю мою одежду и обувь, которую он, предварительно, аккуратно уложил в небольшую дорожную сумку. Ей Богу, я бы лучше не справилась! Все-таки, аккуратность никогда не была моей сильной стороной.

Максим сообщил, что вечер закончился благоприятно, не считая маленькой неприятности. То, что Максим называл "маленькой неприятностью" вылилось в большой утренний репортаж в криминальной хронике. Макс рапортовал в обычной своей манере завзятого прапорщика. По его словам, хозяин вечера остался доволен, сожалел, что не пообщался со мной лично и не поблагодарил за хорошую организацию. Не знаю, что из этого было правдой, а что отсебятиной Максима. Такие богатые люди, как Мозер, редко находят нужным кого-то благодарить.

Попрощавшись с Максом, я помыла голову, уложила волосы, оделась, накрасилась и стала дожидаться Вадима, от безделья переключая телевизионные каналы. Нарвавшись на репортаж об убитой девушке еще пять раз, видимо других интересных новостей в этот день не случилось, я выключила телевизор и решила ожидать Вадима в тишине. Я пыталась отвлечься от страшных мыслей, но меня преследовал образ Жаклин, сначала красивой и жизнерадостной, потом — остывшей, завернутой в целлофан. Еще мне мерещился отвратительный Маронье, с красной испуганной рожей, при одном воспоминании о котором, подкатывал резкий приступ тошноты.

От внезапного звука захлопнувшейся двери, я чуть было не потеряла сознание. Я с головой ушла в тяжелые размышления и не услышала, как пискнул электронный замок в двери.

Вадим подошел ко мне, нагнулся и быстро поцеловал в губы, затем прошел к окну, на ходу сбрасывая пиджак на кровать.

— Погода сегодня удивительная, как думаешь? В России не бывает такого чудесного конца мая и начала июня. Теплый проливной дождь с грозой, а потом яркое солнце. У нас такая райская красота бывает только в июле, да и то редко. Во Франции прекрасные погодные и климатические условия, — он бросил на меня короткий взгляд, чтобы понять, какое впечатление он на меня производит, и снова отвернулся.

— Что мне с тобой делать? Я целый день сушу себе голову на эту тему. Какого черта ты вчера закатила такую истерику? Ты что, маленькая?

Меня так напугало его вступительная речь о погоде, что я с облегчением вздохнула, когда он перешел к основному вопросу на повестке дня, который, как выяснилось, волновал не только меня, а именно, что нам делать со мной? Лучше узнать приговор сразу, не оттягивая грустный конец.

— Ты ведь уже смотрела телевизор? — этот вопрос был задан в виде утверждения. Даже если бы я постаралась состроить дуру и сделать вид, что мне ничего неизвестно, у меня бы ничего не получилось. Моя непрофессиональная ложь, могла обернуться мне во вред, рисковать не стоило. Я коротко утвердительно кивнула. Дождавшись от меня реакции, Вадим продолжал:

— Ты же понимаешь, что нам не просто так платят такие огромные деньги. За эти деньги мы должны обеспечивать нашим клиентам не только хороший уровень организации досуга, который, положа руку на сердце, могут предоставить многие хорошие европейские профессионалы, но и ряд дополнительных услуг, иногда, сомнительного свойства. Собственно, за это ты и получаешь деньги, о которых любой российский гражданин может только мечтать при условии наличия богатой фантазии, и то нечасто. Так какого черта, нужно было такое закатывать? Ты по-прежнему собираешься идти в полицию и чистосердечно признаваться во всем увиденном и услышанном?

Конечно, я должна была пойти в полицию, но я боялась Вадима. Как бы там ни было, но девушку уже не воскресить, а я-то была жива! Мне нужно было спасать себя. И все еще страшно не хотелось отказываться от планов моей интеграции в высший свет.

Вадим снова задал вопрос уже более жестким тоном, он терял терпение и, явно, собирался принимать решение на мой счет. Я отрицательно покачала головой, отметив про себя, что с момента появления Вадима в номере, я изъясняюсь исключительно жестами и мимикой, словно язык проглотила. По-прежнему онемевшая, я более убедительно покачала головой в сторону отрицания.

Вадим отвернулся, наконец, избавив меня от своего пристального взгляда, и направился к мини-бару. Плеснув пятьдесят грамм виски, он вернулся и сел на кровать, прямо напротив меня. Я старалась не смотреть на него, словно, и правда была в чем-то виновата.

— Посмотри на меня.

Я медленно подняла голову, робко заглянув в его глаза. Я опасалась увидеть в них жесткую решимость избавиться от меня. Сколько я не убеждала себя, что бояться уже бесполезно, страх не отступал. Однако, решение, принятое Вадимом, никак не могло быть спрогнозировано мной заранее и повергло меня в крайнее удивление: