— Разве столовая кормила и поила тебя в долг, без денег?

— Нет, в столовой можно пообедать только за наличные, за деньги!

— Ну, раз так, то топай к Шлеме.

— На «бегунке» должна стоять его подпись! Шлема был широко известен среди офицеров гарнизона. Появился он в Изяславе еще до войны, жил с женой, имел свой буфетик, торговал спиртным и дешевой закуской. Многие офицеры знали его еще с довоенного времени. Дело его процветало. Денежный оборот у Шлемы не уступал военторговской столовой, где работало не менее десятка человек обслуживающего персонала. У Шлемы штат из двух человек — он и его супруга. Успех Шлемы заключался в свободной, продуманной организации торговли по обслуживанию офицеров: в любое время суток, за наличные и в кредит. Жил он и работал в небольшом собственном доме. Для посетителей был отведен небольшой зал с буфетной стойкой и столиками. Посетителям он и его жена всегда были рады, принимали радушно в любое время дня и ночи, с деньгами и без них. Кредит записывался в специальный гроссбух. Работали они без выходных. Если Шлема уезжал за товаром, клиентов обслуживала его супруга. Из спиртного подавались разбавленный спирт в стаканах (рюмок после войны не было) и бутерброды. По мере того как клиент хмелел, Шлема уменьшал крепость спиртного. Столовая же военторга работала в строго определенное время, с 10 до 18 часов, с перерывом на обед и ни минуты дольше. Обслуживание не на высоте, где уж тут пообедать в кредит. Шлема же ненадоедливо старался занять клиента разговорами, новичку показывал с гордостью свой патент, висевший на стене, в рамке, на видном месте… Вот к нему, Шлеме, я направился со своим «бегунком». Шлема как всегда с любезной улыбкой приветствовал вошедших:

— Проходите, садитесь, устраивайтесь поудобнее. Я вашу нормочку знаю!

Узнав, что я с «бегунком» и не намерен засиживаться, достал свой гроссбух, полистал его и, удостоверившись, что я ему не должен, не торопясь подписал обходной лист. Затем налил стаканчик, положил на тарелочку пару бутербродов и изрек:

— Это вам от моей фирмы презент, на добрую память.

А узнав, что я больше служить не буду, ухожу в запас и еду в Ленинград, пожелал мне доброго пути и благополучного устройства на новом месте.

— Передайте мой привет Ленинграду! От Шлемы! — добавил он на пороге.

Получив выходное пособие в размере трех окладов, я пригласил своих боевых друзей на традиционную отвальную. Прощание с боевыми друзьями … За чаркой вспоминали свои бои и походы. В боях мне, взводному противотанковых орудий, частенько приходилось бок о бок сражаться вместе с командирами сабельных и пулеметных взводов, выполнять одну боевую задачу. Дружба наша скреплена была порохом и кровью былых сражений. Обменивались фотокарточками и адресами …

Потом проводы. Друзья гурьбой провожали до станции. На билетной кассе прикреплена бумажка: «Билетов нет!» Поезд на Шепитовку пришел переполненным. Двери вагонов не открывались. А нам море по колено! Недолго думая, друзья подхватили меня на руки и с моими пожитками буквально внесли меня в открытое окно вагона, передав с рук на руки офицерам, сидящим в купе. До Шепитовки я ехал в доброжелательном окружении, таких же, как и я, офицеров–фронтовиков, уволенных в запас.

Прощай, армия! Прощайте, боевые друзья! Прощай, Изяслав! Впереди новая, совсем другая, гражданская жизнь!

В послевоенном письме гвардии капитан Грибанов М.Ф. описал мне последние дни нашего З–го гвардейского кавкорпуса:

«В 1946 году З–й гвардии кавкорпус был расформирован и преобразован. Из 5–й и 6–й кавдивизий образовали одну кавдивизию под командованием генерала Осликовского. В нее вошли: 5–й полк им. Котовского, 6–й полк им. Пархоменко и 25–й полк им. Чапаева. В 1948 году и эту дивизию расформировали, личный состав отправили служить в Ташкент. Лучших наших коней, 250 голов, я эшелоном отвез в Мукачево, где стояла горно–вьючная дивизия, а остальные раздал по всем областям Союза.

По возвращении из Мукачева я, майор Гребенников, и восемь сержантов отвезли в Москву знамена всего корпуса. Знамена сдали в Центральный музей Советской Армии, а грамоты к гвардейским знаменам сдали в Президиум Верховного Совета, товарищу Швернику.

Наши казармы в 1948 году принимал в Изяславе наш бывший комдив, генерал Чепуркин. Тогда он командовал механизированной дивизией».

Для кого и для чего я написал это?

Для памяти. Для анализа своих поступков в жизни и событий моего военного времени. Для того, что когда–нибудь и кому–нибудь мои воспоминания пригодятся. А может быть и так, чтобы занять работой мое свободное время. Всегда быть при деле.

В любом случае, пусть это будет мой полный отчет за все годы Великой Отечественной войны 1941 1945 годов. Моя военная биография и счастье солдатское мое: « … что в двадцати сражениях я был, а не убит!» (Некрасов Н.А.).