Шрифт:
Он двигался вместе с остальными Тимами-Данами, так же почему-то испуганно отворачивался, когда какой-нибудь Тим спрашивал у него: Даня? И сам недоуменно спрашивал у очередного призрачного брата, повернувшего к нему своё бледное лицо: Даня? И слышал в ответ родной голос, который с каждым разом терял ласковость, всё сильнее звучала в нём обида и даже угроза: — Пескари, это самые страшные рыбы. Выбрось нож. Я скормлю тебя пескарям.
— У меня нет ножа, он пропал там, у крепости! — Закричал Тим. — Слышишь, брат?! Я больше никогда не возьму его в руки! Я не люблю рыбу! Мы вместе! Тим и Дан!
— Здесь очень холодно? — Услышал он как будто бы издалека голос Обби. — Или мне только кажется?
— Тим, Тим, — к нему приблизилось перепуганное лицо Родиона. — Скажи, ты кого-нибудь видел сейчас?
Тим крепко сжал веки, он боялся их раскрыть и вновь увидеть бледно-молочных, призрачных Тимов и Данов, и раскачивающийся, как тяжёлая лодка на волнах, горб Родиона.
— Тим, Тим, это ничего. Так бывает в крепости, — сказал Родион, поглаживая его по голове. — Всё кончилось. Ты добрый, Тим, ты смелый. Страшная игра кончилась. Ты победил.
Потребовалась минута, для того чтобы Тим собрал вместе подпрыгивающие губы и смог управлять самопроизвольно отпадающей челюстью:
— Если мы перестанем бояться, нам не будет так холодно. Да?
Родион кивнул.
— Ой-ой-ой! — Запищала Обби. — Мне страшно. Очень страшно, Тим. Сделай что-нибудь!
— Ну что ты, Обби! — Улыбнулся Тим, приходя в себя. — Разве так нужно бояться? Так и быть, я научу тебя бояться, как следует!
Тим опустил Обби на землю, а сам скорчил страшную рожицу — поскольку ему самому было страшно и холодно, сделать такую физиономию не составило большого труда. Он прыгал и потрясал руками и ногами не хуже настоящего шамана. Начал шёпотом, но постепенно его голос окреп:
У страха длинный и красный нос, А вместо глаз — зеркала. Он любит, конечно же, запах роз, Но это всё ерунда. Страх очень коварен, он зверски хитёр, Он страшен, как сто чертей. Его боится даже бобёр, На дне речушки своей. Он прыгает вверх и лазает вниз, Он каждой бочке — затычка. Его не обманут и тысячи лис, Все двери его — без отмычки. Он любит детей и любит зверей, Особенно любит он ночи. Когда хоровод из тёмных теней Кружит вкруг тебя что есть мочи. То в сердце кольнёт, то рукой задрожит, То в ухо шепнёт ненароком. Он за тобой всегда добежит, И в горле застрянет колко.Но… — тут Тим сделал многозначительную паузу, взял Обби на руки и тихонько проговорил ей, глядя глаза в глаза:
…ты не пугайся его, пожалей. Страх вовсе не страшный, пожалуй. Ему не хватает надёжных друзей. А так — неплохой он малый.— О!У!О!У! — Родион приплясывал и хлопал в ладони. Обби кудахтала от смеха, закрыв крыльями голову.
Друзья двинулись дальше, продолжая болтать.
— Тим, ты говоришь, страх — неплохой малый? — Спросила Обби.
— Очень славный малый! — Серьёзно подтвердил Тим, поблёскивая в полутьме зелёными глазами. — К тому же большой ценитель красоты! Он разбивает и портит исключительно изящные вещицы: цветочные вазочки, статуэтки балерин, хрустальные стаканчики. И сам красавец — на длинных ногах, а в руках цветочек!
— Цветочек? — Переспросил Родион.
— Ну, может быть, и не цветочек, но верблюжья колючка — точно. В знак несчастной любви. Его давным-давно отвергла дама сердца. Вот он ко всем и пристаёт, чтобы не так одиноко было. Но, к сожалению, многие шарахаются от его клыков.
— У него есть клыки? — Переспросила Обби напряжённым голосом.
— Да так, маленькие, — пренебрежительно махнул рукой Тим, — всего по два метра длиной. Торчат вверх. Представляете, сколько на них уходит зубной пасты? Иногда он экономит, и клыки начинают зверски болеть. Тогда Страх идёт на базар, а когда возвращается с него, то вешает на клыки авоськи, из которых торчат топоры.
— Он топоры на базаре покупает? — Обби спросила это так, как будто сама очень нуждалась в паре-тройке отличных топориков и хотела узнать подходящее место для их приобретения.
— Конечно, на базаре! Ведь только там можно выбрать острые топоры по руке! — Солидно заметил Тим. — Он ими — вжик! — мальчик чиркнул ребром ладони по шее, — капусту рубит.
Обби покрутила своей бархатной головкой с пятью зелёными волосками, убеждаясь, что та крепко сидит на её изящной шейке, кашлянула:
— Значит, капусту рубит? — После небольшого молчания уточнила она.
— Да, вначале с грядок убирает — тюк-тюк — только головы летят… капустные, а потом их мелко-мелко — и в кадушку. Он же вегетарианец. Капустой одной питается, а кровью запивает.