Я закинул ногу на ногу, откинулся на спинку стула.

— Во-первых, ваш шеф куда-то срочно убежал. Во-вторых, я боюсь его секретарши.

Никитина какое-то время стояла, молча сверля меня взглядом.

— А меня вы, значит, не боитесь? И потому решили поиздеваться?

— Юлия Федоровна, поймите, я лишь хочу защитить свою собственность…

— От меня?

Демонстративно окидываю ее взглядом.

— Нет. Вас я всегда буду рад видеть.

— А я вас видеть не хочу!

— Вы знаете способ, как от меня избавиться. Кто?

Она молча вернулась в свое кресло. Какое-то время что-то сосредоточенно изучала на мониторе, периодически щелкая клавиатурой. Снова взглянула на меня, старательно изображая равнодушие.

— Вы еще здесь?

Ну что ж. Поднимаюсь и направляюсь к двери.

— Шефу кто-то звонил из мэрии. Больше я ничего не знаю, — раздается мне в спину.

Оборачиваюсь. Юлия снова с умным видом стучит по клавишам.

— Скажите, Юля, если я куплю себе крутую тачку, то смогу пригласить вас в ресторан? — наши взгляды встречаются, и я поспешно закрываю за собой дверь.

— Есть результат? — встретил вопросом Игорь.

— Практически нулевой. Лишь подтвердилось, что инициатива исходит из мэрии.

— И что делать?

— А что делать? Будем ждать, пока не выяснится точно, кому и что от нас нужно. Заводи. Поедем куда-нибудь пообедаем.

Ждать долго не пришлось. После обеда вновь позвонил Василич и сообщил о гостях.

Нам не удалось проехать во двор мастерских, ибо проезд загораживал огромный черный джип, взирающий свысока на игореву "ниву" непроницаемо-темными тонированными стеклами. Пришлось "спешиться" перед воротами. Протискиваясь мимо джипа, глянул в его окна и… зрение каким-то образом перестроилось, я увидел развалившихся в салоне четырех мордоворотов, лениво разглядывающих меня. Не эти ли приходили к Василичу с предложением, а вернее, с предупреждением, что ему придется продать дом.

Во дворе стояли два одинаковых белоснежных круглофарых мерса. Рядом вышагивали, заложив руки за спину и по-хозяйски осматриваясь, два пузана, чьи дородные физиономии я не раз замечал в местных новостных каналах ТВ. Однако кто они такие, вспомнить не мог. Никогда не обращал особого внимания на местных тузов.

— Олег Юрьич? — Спрашивает один, заметив мое приближение. Его маленькие серые глазки ощупывают меня с неприязненной снисходительностью. Мол, до общения с какой только шушерой не приходится опускаться небожителям.

— Он самый, — отвечаю и чувствую, что тревога пропала, а ее место занял не свойственный мне, а потому непонятный азарт. — Если вы ко мне, то подождите минуточку. Сейчас отдам кое-какие распоряжения и выйду к вам, — я быстро прошествовал мимо оторопевших чиновников, привыкших, что ждать могут только их. Ну да ждали же, пока подъеду, подождут и еще. Глядишь, выйдут из равновесия и сболтнут чего лишнего. В мастерских встречаю Василича.

— Видал, какие гости высокие? Не к добру это.

— Видал. Кто это, кстати? А то рожи по телеку видел мельком, а кто такие, не знаю.

— Да это ж два братца родных, Сараевы. Они раньше директорами совхозов были. А как поразваливали хозяйства напрочь, так в мэрию перебрались. Кем они там числятся, не знаю, но вот уже третий мэрин меняется, а они все остаются. Крепко засели, однако.

— Ладно. Разберемся. Ты люк замаскировал?

— Застелил пол ДСП. Сейчас Темка прикручивает саморезами.

Василич хотел сказать еще что-то, но, взглянув мне за спину, замолчал. Я обернулся. В мастерские входит, пригнувшись в дверях, один из тех громил, что сидели в джипе, и, тяжело топая, направляется к нам. Каждое его движение наполнено уверенностью сильного зверя, готового порвать любого, вставшего на пути. Тяжелый взгляд опускается на меня.

— Послушай, мужик, к тебе люди пришли. Уважаемые люди! — уточняет он. — Не надо заставлять их ждать. Ты меня понял?

Я поворачиваюсь к Василичу.

— Этот приходил к тебе насчет продажи дома? — спрашиваю, демонстративно игнорируя громилу. Старик молча кивает. По нему видно, что он чувствует себя весьма неуютно. — Ладно, иди. Я тут сам разберусь, — отпускаю я Василича. Тот с явным облегчением удаляется.

— Так что ты говоришь про своих хозяев? — наконец соизволяю заметить бычару.

Сохраняя во внешнем виде абсолютное спокойствие, он наклоняется и тихо, но внятно, произносит прямо мне в лицо:

— Когда ты станешь им не нужен, — громила кивает в сторону выхода, — я порву тебя на британский флаг. А сейчас, если не пойдешь сам, я тебя отнесу… нежно, — его губы растягиваются, изображая улыбку.

Странно, но я не испытываю никакого страха перед этой горой мускулов. Даже секретарша Терема Яковлевича вызывала во мне больше уважения. И потому, направившись к выходу, я совершенно искренне улыбаюсь в лицо холуя.