В действительности сейчас случилось не два чуда, а три, но последнее я заметил немного позже. Вместе с уменьшившимся центром уменьшились и размеры орбит «светляков». Что привело Тиберия в неподдельный восторг. Правда, в отличие от плохо контролирующего себя в подобном состоянии Жорика, Свистунов ликовал куда скромнее. По-научному, если можно так выразиться. Воскликнув несколько раз «Эврика!», «И все-таки она сужается!» и «Где моя Нобелевка?», он, дабы не сбивать нас обоих с концентрации, быстро обуздал эмоции и вернулся к делу.

Стараясь не думать о струящемся из меня свете и кружащих в опасной близости огнях, я сосредоточился на центре ловушки и стал исполнять очередные докторские приказы. Теперь они состояли из однотипных рекомендаций, как и в каком порядке мне перемещать ладони над поверхностью фосфоресцирующего объекта. Смысл этих действий был поначалу ясен лишь Тиберию. Но, судя по его одобрительным возгласам, я правильно понимал, что от меня требуется, и справлялся со своими обязанностями.

Как долго это продолжалось, неизвестно. Часов у меня перед глазами не было, а монотонность моих движений притупляла во мне ощущение времени. Но сколько бы его ни утекло, результат моего труда становился все более заметным. Шар под моими пассами «сдулся» с размеров баскетбольного мяча до размеров гандбольного. Орбиты его сателлитов также уменьшились и выстроились в единой вертикальной плоскости. Я находился уже не внутри ловушки, а рядом с ней. И Тиберий, дабы мне было лучше его слышно, подошел совсем близко и маячил сейчас у меня за спиной.

Все шло относительно неплохо, и ничто, на первый взгляд, не предвещало сюрпризов. Управляемый Свистуновым процесс утрамбовки ловушки протекал стабильно. Магия, которой я на нее воздействовал, лилась из меня ровным, непрерывным потоком. И пусть я, транслируя ее, ничего не смыслил в том, что делал, главное, я делал это правильно и без нареканий. Ну, а смысл… Кто знает, может, когда-нибудь я постигну и его. Если, конечно, доживу до той знаменательной минуты собственного озарения…

А потом случилось примерно то, что порой случается с нами на дружеских вечеринках. Тогда, когда, выпив, закусив и ощутив прилив хорошего настроения, вы продолжаете его подъем по отработанной схеме, и все у вас получается, и жизнь становится еще прекраснее, и вот уже не земное, а вселенское счастье переполняет вашу душу, и нужно выпить еще, потому что ваши силы неиссякаемы, а границы счастья, как оказалось, простираются гораздо дальше края вселенной, но их вполне можно постичь, и вы это знаете, и не намерены отступать, и опрокидываете уже бог весть какую за вечер стопку, и…

Господи, и когда только вы успели отключиться и свалиться под стол? Ведь вы прекрасно помните всё, что с вами вчера происходило! Все, вплоть до мелочей, но… до определенного предела. А потом — будто отрезало! Но в какой момент вы пересекли эту зыбкую грань? И, главное, почему вдруг это случилось? Вы же все время держали себя в руках, разве не так? Да, верно — держали. И тем не менее безупречный, казалось бы, алгоритм обретения счастья дал досадный сбой, наградив вас раскалывающейся от боли головой, пересохшей глоткой, слабостью, тошнотой и огромным провалом в памяти?.. Да, так и есть. И как прикажете все это объяснить, с точки зрения здравого смысла? Да никак, потому что здравым смыслом здесь и не пахнет! А чем же тогда пахнет?..

Однако что-то мы чересчур увлеклись. К чему я завел речь об этих вечных и не познаваемых в принципе материях?

Да, в общем-то, ни к чему. Просто хотел подготовить вас к тому, о чем собираюсь поведать дальше, ибо объяснить это с позиции разума у меня тоже вряд ли получится.

Итак, переполненный чувством превосходства над аномальной стихией, я, сжимая «Лототрон», производил над его сердцевиной свои загадочные пассы. Я глядел на нее неотрывно, словно гипнотизер, погружающий в транс своего пациента. Глядел до тех пор, пока фосфоресцирующая муть передо мной не стала постепенно рассеиваться, обнажая то, что скрывалось за ней.

И это была не заснеженная, усыпанная обломками площадь, как вероятно, вы подумали. Нет, за исчезающей пеленой скрывалось нечто совершенно иное. И я, глядя через возникшее в центре шара отверстие, пытался понять, куда же оно ведет. Так усиленно пытался, что даже наклонился поближе к нему, словно к микроскопу, потому что отверстие было совсем невелико — едва можно просунуть руку.

Точно помню, что руку я в него совать не собирался. Зачем, ведь Свистунов не отдавал мне такого приказа? Но, несмотря на то, что я продолжал себя контролировать, случилось нечто невообразимое. Когда я наконец-то присмотрелся и понял, на что именно гляжу, я уже не стоял, склонившись над шаром, а… падал в него! И окружали меня не привычные реалии Зоны, а тот самый бледный, светящийся туман, который я только что свернул в аккуратный, безобидный на вид мячик.

Как оказалось, не такой уж и безобидный.

Или это был уже не аномальный туман, а настоящие облака? Судя по всему — да. И подо мной катил волны океан, на синей глади которого лежал тропический остров. Один из тех, что утопают в зелени, имеют множество широких пляжей и укромных бухт, населены улыбающимися, загорелыми людьми и по праву считаются райскими уголками планеты. Именно этот остров я увидел через отверстие в сердцевине «Лототрона» перед тем, как невероятным образом провалился внутрь шара, который был по размеру меньше моей головы.

И все-таки первым делом я подумал не о чуде. И не о странном месте, куда это чудо меня зашвырнуло. А о том, что, несмотря на все мои старания, я все-таки напортачил и подвел Тиберия, возлагавшего на меня столько надежд. Разве он просил меня наклоняться и таращиться на возникший в ловушке мираж? Нет, не просил. Я пошел на поводу у своего любопытства, и вот вам результат: теперь я не слышу команд Свистунова. А если даже и услышу, то не смогу их выполнить. Потому что нет у меня больше ни рук, ни ног, ни туловища. Да и головы, подозреваю, тоже нет, ибо как я ни пыжусь, так и не могу разглядеть кончик собственного носа и зажмурить веки. И лечу я, стало быть, бесплотным духом над бескрайним океаном, уподобившись Всевышнему во дни сотворения мира. Разве что мир подо мной сотворил вовсе не я. Куда уж мне до такого подвига, с моими-то скромными талантами…