Раздосадованный неудачей, Норонья принялся рассуждать о другом: как содержание записки связано с работой профессора? Что общего у Молока и открытия Бразилии? Или Бразилия это и есть Нинундия? Интуиция подсказывала Томашу, что в зашифрованном послании идет речь о революции в истории Великих географических открытий, той самой удивительной находке, о которой Тошкану успел сообщить Молиарти. Но какое отношение Молок имеет к мореплаванию? Может, Тошкану выяснил, что Бразилию на самом деле открыли еще в древности? Это было бы забавно, но для революции в истории Португалии и Нового Света маловато. Нет, решил Томаш. Здесь что-то другое. Даже если ханаанцы и вправду достигли бразильского берега, на историю открытий этот факт не повлияет. Или повлияет? Томаш мучился над загадкой, перебирал возможные варианты, искал решение, пытался поставить себя на место профессора Тошкану, но все напрасно; покойный историк сумел надежно защитить свою тайну.

Запиликал телефон.

— Слушаю.

— Hej! Kan jag га tala med Tomas. [14]

— Простите?

В трубке послышался женский смешок.

— Jag heter Lena. [15]

— Прошу прощения? Не могли бы вы представиться?

— Это я, профессор. Лена.

— Лена.

— Ну да. Я просто проверяла уровень вашего шведского. — Девушка снова хихикнула. — Увы, господин профессор, вам явно нужны дополнительные уроки.

— А, Лена! — вспомнил Томаш. — Откуда у вас мой номер?

— Мне его дала секретарша на факультете. — Лена помолчала. — А что? Мне не следовало звонить?

— Нет-нет, — поспешил Томаш исправиться. — Все в порядке. Просто я немного удивился. Не ожидал вашего звонка.

— Значит, ничего страшного?

— Ну конечно. Как ваши дела?

— Простите, и вправду вышло невежливо. Добрый вечер, профессор.

— Здравствуйте, Лена. У вас все в порядке? Ничего не случилось?

— Все хорошо, спасибо, — заверила Лена и тут же сменила тон: — Профессор, я звоню, потому что мне нужна ваша помощь.

— Я вас слушаю.

— Видите ли, я поздно приехала в Лиссабон и пропустила первые лекции.

— Да?

— И теперь мне не хватает материала, который на них проходили.

— Тогда вам проще всего обратиться к однокурсникам.

— Я и сама об этом думала. Но чтобы как следует постичь ваш предмет, прочесть чужие лекции недостаточно, так ведь? Взять хотя бы клинопись, о которой вы говорили в начале курса. Насколько я поняла, шумеры часто образовывали новое слово соединением двух символов. И эти символы могли объединяться в произвольном порядке.

— Да, что-то в этом роде… Возьмем, к примеру… э-э-э… ну, скажем, «гемме» и «ку». «Гемме» означает «рабыня» в соединении со знаками «сал», то есть «женщина», и «кур», «чужая земля». А знаки «кур», «есть» и «нинда», «хлеб», помещались в символ «ка», означающий «рот».

— Вот это меня и смущает. В каком случае символы соединяются последовательно, а в каком один помещается внутри другого?

— Ну, это зависит от…

— Профессор, — перебила Лена. — Вы же не собираетесь читать мне лекцию по телефону?

Томаш замялся.

— Ну… вообще-то… нет.

— Вы могли бы проконсультировать меня при встрече. Завтра или прямо сегодня, если вам удобно.

— Сегодня? Не получится…

— Тогда завтра.

— Погодите. Ни завтра, ни сегодня. Дело в том, что я в Бразилии.

— В Бразилии? Вы серьезно, профессор?

— Да. В Рио-де-Жанейро.

— Круто! Вы уже были на пляже?

— А как же. Сегодня.

— Здорово? У вас там жарко?

— Тридцать градусов.

— А здесь жутко холодно, даже для уроженки Швеции. — Девушка издала притворно жалобный стон. — Б-р-р. Профессор, неужели вам меня совсем не жалко?

— Конечно жалко! — рассмеялся Томаш.

— Тогда вы просто обязаны мне помочь! — с энтузиазмом воскликнула Лена.

— Я готов. А что от меня требуется?

— Позанимайтесь со мной дополнительно.

— Что ж. Я точно не знаю, когда вернусь, это зависит от того, как пойдут дела; но в понедельник мне надо быть в университете, у меня лекция. Позвоните в понедельник, хорошо?

— Конечно. Большое спасибо, профессор.

— Не за что.

— Знаете, — проговорила шведка с непередаваемой лукавой интонацией. — Мне почему-то кажется, что эти занятия доставят нам обоим удовольствие.

Слово «удовольствие» прозвучало недвусмысленно призывно.

Машина едва тащилась по запруженной транспортом утренней улице, и у Томаша было предостаточно времени, чтобы полюбоваться домами и витринами магазинов, приветливо распахнувших двери покупателям. Ветхие, израненные стены старых зданий выглядели необычайно живописно: изъеденные временем перила, высокие окна, фасады самых невероятных цветов, желтые, розовые, голубые, кремовые. Томаш то и дело узнавал в очертаниях экзотического города влияние португальской архитектуры. Брусчатые тротуары на португальский манер украшал черный геометрический орнамент. Названия у окрестных улиц были упоительные: Пинсе-Неш-де-Оро, Паласио-де-Феррамента, Каза-Оливейра.