— Погодите! — Я подбежал к чародею. — Вы не показали нам место, где расположен ваш портал.

— Он не мой… — Сляден тут же хлопнул себя полбу и закатил глаза, — Ну конечно! Портал! Идемте. Как я раньше не подумал!

Неистовый Странник заковылял в центральную часть дворца, и мы за ним.

«Как я раньше не подумал!» — пробурчала, передразнивая отшельника, Гермиона.

Так она делала, когда была еще маленькой девочкой (не так давно, кстати), за что я называл ее «Принцесса Попугай». В эту критическую, можно сказать, минуту попугайские черты проявились в Гермионе с неожиданной силой, и, будто подтверждая мою гипотезу, девица показала трусившему впереди Слядену язык.

Чародей ничего не заметил, а я прыгнул на Гермиону и чуть не сшиб ее с ног. Все-таки я был достаточно большим, и масса моя весьма превышала массу фокстерьера, которым был недавно Леопольд. Девица вспылила и схватила меня за ухо, чтобы наказать, а также двинула ладонью по крестцу. Будь у нее под рукой газета, она бы треснула ею мне по носу.

— Не делай так, Браул! — сказала Гермиона. — Не уподобляйся… э-э… ну, ты же понимаешь, что непременно должен оставаться человеком. Не позволяй Синдрому превращать тебя в животное!

— Но он уже превратил, — ответил я.

— Оставайся человеком внутри! Не то я привяжу тебя к дубу.

Мне хотелось поспорить, сказать, что дуба здесь нет, но Сляден вдруг взвизгнул, словно сел на дохлую крысу, и остановился у ведущей вниз лестницы с растопыренными руками.

— Что? В чем дело? — залепетала Гермиона, озираясь с зажатой в руке волшебной палочкой.

— Тут следы, — страшным шепотом сообщил Сляден.

— Следы! — проскулил я, непонятно от чего приходя в ужас. — Надо сматываться!

Невероятно! Я совсем как Леопольд!

Гермиона успела ухватить меня за загривок в последний момент и не дать свершиться позорному бегству. В знак того, что сдаюсь, я шмякнулся на бок и закрыл глаза.

— Копыта и… копыта и… — Неистовый Странник озадаченно поскреб концом своей волшебной палочки в затылке. — Госпожа Скоппендэйл, не могли бы вы посмотреть молодым глазом на то, что вижу я?

— Запросто.

Не забыв прихватить с собой требуемый глаз, юная волшебница двинулась к следам. Я дрожал мелкой дрожью и слушал, о чем говорят.

— Вот здесь копыта.

— Несомненно.

— А еще, гляньте, какие-то штучки… — сказал Сляден. — Я бы сказал, подбирая ассоциации, что… здесь прошла курица… Три и один палец… Один противопоставлен…

— А во дворце водятся куры? — спросила Гермиона.

— Честно говоря, не знаю, — признался Сляден. — Когда я был тут в последний раз, мне ни одна не встретилась, хотя, допускаю, некая куриная диаспора могла здесь обосноваться.

— Лошадь и курица, — задумчиво протянула Гермиона. — Ха, смотрите! Лошадь была не одна!

— Не одна? Не может быть!

— Считайте. Как будто их было две.

— Точно. Или… скажем, это были два кентавра…

— Кентавра? Тут еще и кентавры?

— Мы в Волшебной Стране, и совсем исключить их из списков нельзя.

— Хорошо. Два кентавра и курица, — сказала волшебница.

— Если, конечно, это не два всадника…

— И индюшка.

— Невероятное происшествие, — пробормотал Исирод. — Два всадника и индюшка. Я хотел сказать, два кентавра и неопознанная курица.

— И они отправились вниз по лестнице? Она что, ведет в подземелье?

— Да. Там находится нижний уровень тронной залы. Там расположен портал.

— Мы должны выяснить, в чем дело. Возможно, это следы зловещего преступления. Либо оно уже свершилось, либо только готовится. Не удивлюсь, если мы имеем дело с кознями Вольфрама Лафета.

Голос Гермионы дребезжал от возбуждения. По всем признакам, она рвалась вперед, как легавая, снова взявшая след.

Я встал на ноги и поплелся к доморощенным сыщикам, чтобы испробовать на них свои зубы. Может быть, укус в мягкое место поможет им посмотреть на ситуацию другими глазами? Без лишних церемоний я подошел и ухватил Гермиону за огузок. Вообще-то я намеревался начать со Слядена, но вот же собачья природа! Она не подчиняется голосу рассудка и следует по пути наименьшего сопротивления. Гермиона стояла ближе ко мне, поэтому ньюфаундленд, которого я в данный момент собою представлял, посчитал ее лучшей мишенью.

Волшебница заорала, как, случалось, орала в детстве, когда я бросал ей за шиворот лягушек. То, что последовало за этим, можно было сравнить с переполохом в курятнике, когда разъяренный петух гоняется за провинившейся курицей. Роль курицы исполнял я, а петухом стала Гермиона. Конечно, у этих благородных птиц нет волшебных палочек, которыми они мечут молнии, но суть та же самая. Лишь собакольвиная ловкость спасала меня от неприятностей и позволяла вовремя отскакивать от очередного заряда, грозящего подпалить мою шкуру. Гермиона голосила, как мчащийся в атаку драгун, и размахивала своим оружием, точно кавалерийским палашом. Вот, оказывается, что случается с женщинами, когда чаша их терпения переполняется.