(Так и мой анализ крови можно задать в блок “кроветворные органы”. Машину включить, и она покажет, что на таком-то месяце будет то-то с селезенкой, потом с сердцем, затем нарушение обмена и так далее. До смерти. И выдаст срок. А потом можно проиграть еще и еще раз, по очереди задавая лекарства. Но результат будет один. Только сроки все-таки разные). Не надо жестов и эффектных сцен. Моделирующая установка — вполне реальное дело, только требует очень много труда. Напишем список: “Что нужно, что сделано, что сделать”.

Я пишу. Список длинный. Прямая работа моей лаборатории — это получение характеристик органов. Например, как зависит объем крови, выбрасываемой сердцем, от давления в венах и в артериях? То же про печень, почки. Как регулируются разные органы эндокринными железами, нервной системой?

Медленно идет дело. Нет еще ни одной законченной характеристики. Если так пойдет, то мы явно не успеем. Нужно с кем-то кооперироваться. Шире использовать клинику Петра Степановича. Грустно.

Нажать на институт кибернетики, чтобы ускорить инженерные разработки?

Да, нажмешь! Профессор Сергиевский очень мил, но, кроме нашей машины, у него масса других дел. “Простите, Иван Николаевич, прибавить людей на вашу тему не могу, все заняты. Но выполнение заказов на опытном заводе ускорю”.

И на том спасибо. Юра без конца канючит: “Вмешайтесь на высшем уровне”. Хороший парень.

Вот прийти к Сергиевскому и сказать: “Борис Никитич, у меня лейкоз… Жить мне осталось год или чуть больше. Помогите. Очень нужно увидеть хотя бы макет машины”. Не хочется это говорить. Ставить людей, в неловкое положение. И, не дай бог, еще выслушивать соболезнования. Это ужасно — вызывать сострадание. Много мне предстоит увидеть жалостливых взглядов.

Снова смотрю список. Все-таки если напрячь все силы, то машину собрать можно. Пусть не для всех заболеваний, а только для важнейших, но можно.

Другие добавят после меня.

Другие…

Нужно сейчас выбрать себе преемника и готовить его к этой роли. Два главных требования: научная инициатива и человеческие качества. Принципиальность и терпимость. Конечно, хочется, чтобы он развивал мои идеи. “Мой учитель Иван Николаевич…” Этого ты хочешь? Как странно, копнешь поглубже и достанешь дерьмо. Начинает казаться, что ты весь им набит.

Если он будет только “продолжать и развивать”, так грош ему цена. За два — три года лаборатория сойдет на нет. Правда, наше направление — моделирование физиологических процессов — необозримо, но оно может выродиться в игру формулами, за которыми исчезнет человек. Наука для науки. Будет математика, будут электронные модели, а в клиниках все останется по-старому.

Я им оставлю задания на несколько лет. Уточнять характеристики органов. Совершенствовать модель организма. Следующий шаг — приключить модель к больному, и чтобы она сама настраивалась в процессе взаимодействия. Тогда предсказания машины будут наиболее вероятными. Еще дальше — автоматическое управление организмом с коррекцией обратными связями. Для этого нужны новые средства воздействия — лекарства, аппараты…

Как не хочется покидать этот мир идей! Что может быть лучше думания, исканий? Неужели скоро конец? Эти кипы черновых заметок с мыслями превратятся просто в утиль.

Превратятся. Мемориального музея не будет.

Никогда не считал себя честолюбивым, а теперь вдруг захотелось “оставить память”.

Улыбаюсь. Даже хочется рассмеяться.

Знаю твердо, что ничего не будет, кроме земли, а где-то в подсознании глупая мысль: “Этого не может быть”.

Все-таки кого же оставить? Семен явно не годен. Добропорядочен, но не умен. Огорчится. Уверен, что вполне подходит. Столько лет заместитель.

Каждый переоценивает себя. И я тоже.

Остаются еще трое: Вадим, Игорь, Юра. Если бы Люба была физиологом! Да, конечно, она бы сберегла твое наследство. Женщины до глупости самоотверженны.

Вадим талантлив, молод, но нетерпим. Будет ругаться и всех разгонит. И к покойному шефу почтения не жди. Скажет: “Наш папахен тут здорово напутал…” Игорь весьма положителен. Общий любимец. Но это, наверное, плохо, когда ученый такой уж хороший и веселый.

Нет ли там равнодушия? Подрастет и зажиреет.

Юра просто еще молод. Но зато инженер и математик. Это, конечно, повыше физиолога.

Не могу решить. Посмотрю, какая будет реакция. Завтра соберу старших и скажу: “Так и так…” “Так и так… И больше не будем к этому возвращаться”.

Уберем со стола. Хорошая квартирка у меня. Сожаление.

Закурить, может быть? Какой теперь смысл терпеть, раз все равно конец? Причина утомляемости была совсем не в табаке. Положим, сигареты тоже влияли. Замечал, когда о лейкозе не было и речи. Жалко начинать — три месяца терплю. И нельзя показывать слабость перед ребятами. А я тайно, дома. Лицемер.