Изначально планировалось, что картина будет двухсерийной. Когда сценарий был готов, нам предложили или ограничиться одной серией, или снять две за те же деньги. А тут еще начались проблемы с Банионисом, которого категорически не утверждали на роль (были две другие кандидатуры - Вячеслав Тихонов и Владлен Давыдов). Я решил стоять до конца.

Послушав мои доводы, председатель худсовета «Ленфильма» Григорий Михайлович Козинцев решил: если Банионис не понравится худсовету в первых отснятых сценах, меня снимут с картины и отдадут ее другому режиссеру. Я начал снимать фильм с финала - со сцены обмена пленными разведчиками. И только показав этот материал, получил разрешение работать дальше».

А вот что вспоминает по этому же поводу сам Д. Банионис: «Я сразу понял, что по штампам сценария не прохожу на роль Ладейникова - во мне ничего героического. Поэтому на пробах не волновался, играл по своему разумению - не супермена, а человека... сложного. И когда после долгих споров был все-таки утвержден, Савва Кулиш дал мне возможность продолжать в том же ключе, что очень не понравилось начальству. Директор студии - конъюнктурщик страшный!
– согласился не закрывать картину при условии, что меня снимут с роли. Оставили только потому, что пересъемка с другим актером - чересчур дорогое удовольствие. Тогда он сказал: «Это провал, ну и черт с вами, я умываю руки». Когда же к фильму пришел успех, директор, конечно, меня поздравил: «Рад, что сумел тебя отстоять...»

Работа над «Мертвым сезоном» завершилась летом 1968 года. Однако на широкий экран картина вышла лишь спустя семь месяцев. Сначала чиновники от кино усмотрели в ней нетипичность (слишком немужественным выглядел на экране Ладейников в исполнении Баниониса), затем вмешались внешние обстоятельства - августовские события в Чехословакии. Фильму удалось пробиться к зрителю только в 1969 году после ряда серьезных доработок: из него вырезали всю любовную линию между главным героем и барменшей (актриса Светлана Коркошко), смерть актера Савушкина (актер Ролан Быков, его «оживили», придумав ему пресс-конференцию в Москве) и кадры с Джоном Кеннеди.

С. Кулиш вспоминает: «Картину принимал первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Василий Толстиков. Во время просмотра в зале стояла гробовая тишина. Никакой реакции! Казалось, что зал накрыли стеклянным колпаком и откачали воздух. Зажгли свет. Царило страшное напряжение. Затылок сидевшего передо мной директора «Ленфильма» Ильи Николаевича Киселева алел на глазах. Я думал, что его удар хватит. Вдруг встает какой-то человек и бросается к выходу. В дверях его останавливает властный окрик: «А ну, иди назад!» Он застыл на полушаге и говорит: «Я тороплюсь...» (Это был редактор «Ленинградской правды».)

– Куда ты торопишься?
– спросил маленький человек в нелепом зеленом костюме.

– Газета же должна выходить!

– Потом выйдет!

В зале по-прежнему стоит тишина. А маленький человек продолжает:

– Я вышел из зала - на экране Кеннеди. Возвращаюсь - снова Кеннеди. Почему?

Не понимая, кто это, взбешенный, я вскочил и закричал:

«А вы бы не выходили!» Киселев примостился в кресле и, не оборачиваясь, стал незаметно подавать знаки, чтобы я сел. Я продолжал:

– Мы два года делали картину, привезли ее к вам. А вы вместо того, чтобы ее внимательно посмотреть, позволяли себе вставать, выходить и входить.

Мой оппонент окостенел и голосом обиженного ребенка говорит: «Между прочим, Кеннеди начал войну во Вьетнаме». Это был Толстиков, но я этого не знал. В первом ряду вскочила женщина, которая отвечала за пионерскую работу, и закричала тоненьким голоском: «В этой картине бесконечные драки, а ее будут смотреть дети. Кто за это ответит?» Я молчал. Толстиков ей говорит: «Ладно, надоела, сядь! Какие еще будут мнения?»

Мнений не было, потому что было непонятно мнение начальства. Тогда Толстиков сказал: «Картина неплохая, но над ней надо еще поработать». Когда мы приехали в Москву, наш министр потребовал сцены с Кеннеди убрать и «отменить» смерть Савушкина...»

«Мертвый сезон» вышел на экраны страны в 1969 году и принес его создателям триумфальный успех. Собрав 34,5 млн. зрителей, он занял в прокате 12-е место. На фестивалях в Софии (1969) и Минске (1970) фильм был удостоен главных призов. Как напишет позднее А. Соснов: «Вместо очередного приключенческого фильма о советском разведчике зритель увидел психологическую драму, где усталый герой-одиночка в стиле Хемфри Богарта бросает вызов безнадежным обстоятельствам. И побеждает, в общем, не безоговорочно - его обменивают на «коллегу», иностранного шпиона. По сути, на врага».

К началу 70-х годов Банионис уже прочно занимал место одного из самых популярных актеров советского кино. Как напишет о нем позднее критик, скрывшийся под инициалами Р. Б: «Он представлял в советском кино забытое ныне амплуа: амплуа умного человека. Мужская сила и обаяние в его игре на наших глазах уступали место интеллекту и великодушию. На роль «мыслителя» режиссеры пробовали многих, это в принципе было модно, но органично это выходило только в одном случае - в случае Баниониса. Смоктуновский - слишком широк, явно перехлестывал за рамки нормального человека, Яковлев - слишком мягок, нежен и барствен, то есть несовременен, Тихонов или Лановой - слишком красивы.