— Дорогая, скоро вернется папа, — говорила Рут счастливым, безмятежным голосом, как будто в ответ не могла ожидать ничего, кроме радостного возгласа.

А у Антуанетты от этих слов мороз бежал по коже и начинало ныть в животе. Прежний, детский страх заставлял ее сжимать кулаки, но она ничего не отвечала матери.

Рут заявляла резким тоном, не терпящим возражений:

— Я хочу, чтобы ты постаралась не огорчать его. — Затем добавляла терпеливым голосом мученицы, представляя, что она таковой и является: — Я уже и так достаточно страдала! Никто не знает, сколько я вынесла. Больше я не выдержу.

Антуанетта и сама начала верить, что ее мать много страдала. Она так часто слышала фразу: «Я достаточно страдала!», что иначе и быть не могло, хотя в глазах матери читалось совсем другое: злость на упрямство дочери, равнодушие и неумолимая потребность создать свою версию происходящих событий.

День, когда отец должен был вернуться домой, уже маячил на горизонте. В течение стольких месяцев Антуанетта пыталась не думать об этом дне, но теперь это было невозможно. Его лицо и звук голоса наводили на нее ужас в трезвые часы, часы, которые становились все более редкими.

За неделю до его приезда Рут победоносно предъявила Антуанетте пакет, в котором находилась коричневая краска для волос.

— Ты должна убрать этот рыжий начес. В своей компании ты можешь делать со своими волосами все что хочешь. Но в этом доме придется выглядеть прилично, — твердо сказала она.

Антуанетта знала, что лучше подчиниться. Злить мать за несколько дней до возвращения отца — не очень хорошая идея. Вздохнув, она расчесала волосы и нанесла на них краску. Через час, вымыв голову, она энергично растерла волосы полотенцем перед камином и подошла к зеркалу. На нее смотрела блеклая Антуанетта, испуганная девочка-подросток, девочка-жертва, которой она была когда-то. От Тони, со всем ее куражом, не осталось и следа.

Мать победила: вся уверенность в себе, которой Антуанетте удалось добиться за то время, пока отца не было в ее жизни, оказалась полностью уничтоженной. И теперь, когда день его возвращения был не за горами, она чувствовала, что вернулась на то же самое место, откуда пришла.

Рут внимательно осмотрела ее новый цвет волос.

— Очень хорошо, дорогая, — холодно сказала она.

И это был отнюдь не комплимент.

За день до возвращения отца тягостное молчание повисло между матерью и дочерью. Антуанетте больше всего на свете хотелось скрыться в своей в комнате и выкинуть из головы мысли об отце и его возвращении. Рут же с воодушевлением разыгрывала сцену счастливого семейства. Вечер тянулся, и нервозность Антуанетты возрастала.

— Я пойду спать, — в конце концов сказала Рут. — Я сегодня так устала.

Именно теперь, осознав свою победу и почувствов, что после недолгого бунта дочь снова была под контролем, Рут нанесла смертельный удар:

— Завтра, дорогая, ты встретишь отца и привезешь его домой. Я работаю с утра, а у тебя перед вечерней сменой почти целый день свободен. — С улыбкой без тени искренности она достала из кошелька десятишиллинговую купюру и вложила ее в руки дочери. Потом, словно задумывая теплый прием, добавила: — Вот тебе немного денег. Напои его чаем в своем любимом кафе.

Словно оглушенная, Антуанетта послушно ответила:

— Хорошо, мама.

Пока Рут с удовлетворенным блеском в глазах распоряжалась, Антуанетта вновь ощущала на себе ее власть. Она быстро поцеловала мать в щеку, как делала это прежде, до своего маленького бунта, и пошла спать.

Антуанетта понимала, что матери, с ее извечной мечтой о счастливой семье, необходимо было верить в то, что она — хорошая жена, а Джо — обожающий ее ирландский красавец муж, что у них есть дочь, источник ее страданий, не приносящая им ничего, кроме несчастья. И если Антуанетта постарается вести себя хорошо и не раздражать отца, когда он вернется домой, все должно наладиться.

Позору и страданиям Антуанетты не было места в этих мечтах. В выдуманном мире Рут ее дочь была трудным подростком и виновницей всех бед.

И хотя Антуанетта пыталась бороться, прошло немного времени, и она сама начала верить в то, что, возможно, ее мать права.

В начале шестидесятых кафе, словно грибы после дождя, заполнили центр Белфаста. В этих заведениях, преображающихся по вечерам, собиралась местная молодежь, чтобы выпить капучино и поболтать. В одном из них Антуанетта, по желанию Рут, и должна была встретиться с отцом. Это было любимое кафе Антуанетты, именно здесь она встречалась со своими подругами перед тем, как пойти на танцы. Они заказывали шипучие напитки и обсуждали планы на предстоящий вечер.

Однако в день освобождения отца Антуанетту не радовала знакомая обстановка. Прежний уютный полумрак казался ей мрачным, а большая серебристо-черная кофемашина, обычно издававшая радостное знакомое шипение и бульканье, молча стояла на барной стойке.

В эти часы кафе пустовало: было еще слишком рано для многочисленных вечерних посетителей, а смешанная толпа из аккуратно одетых бизнесменов и элегантных женщин уже вернулась после ланча в свои офисы.

Из-за неизбежного возвращения отца Антуанетту охватила глубокая депрессия. Ей казалось, будто ее засасывает в черную дыру, и она страшилась мыслей о завтрашнем дне. Даже самые простые задания представлялись ей невероятно трудными, и любая мелочь вызывала тревогу. Все ее чувства замерли, и Антуанетта словно превратилась в механическую куклу, которой уже была когда-то. Она чувствовала, что единственный способ защитить себя — беспрекословно повиноваться приказам.