В одном из подземных укрытий, расположенном на возвышенности, ближе к 7-й заставе лейтенанта Репенко, среди других пограничников находился старшина Михаил Каретников. Он не мог спокойно оставаться на одном месте. Приникал к одной бойнице, к другой, стрелял из третьей, подбегал к двери и выглядывал наружу. Ничего не было видно: кругом рвались мины и снаряды, вздымая землю и тучи пыли, дым закрывал небо.

— Ребята, берегите патроны, чего зря в пустоту палить! — старался он перекричать грохот взрывов. — Кончится их огонь, полезут к нам, тогда и бей фашистскую нечисть в хвост и в гриву!..

Воздух и свет могли проникать в блокгауз только через небольшие бойницы. Иногда приоткрывалась покосившаяся дверь, и сюда вносили тяжело раненных. Некоторые со стонами протискивались сами, приткнувшись в темных углах, затихали, понимая, что товарищам сейчас не до них. Легкораненые, кое-как перевязавшись, подползали с винтовками к бойницам и двери и тоже принимали участие в бою.

— Да лежите вы, братцы, без вас управимся! — уговаривал их Каретников.

За всех ответил немолодой окровавленный пограничник:

— Кровушка еще не вся вытекла… Будем сражаться… И не гони нас, старшина, все равно умрем…

Другой добавил клокочущим голосом:

— И умрем как герои. Когда-нибудь про нас скажут: они первыми приняли удар Гитлера… Посторонись-ка, старшина!..

“Какие люди, какие люди, — поражался Каретников. — Я и не знал, что меня окружают такие…”

Под прикрытием артиллерийского огня гитлеровцы неоднократно пытались приблизиться к блокгаузам, но всякий раз сплошная полоса огня вставала на их пути непреодолимой преградой. Атака захлебывалась. Противник, неся потери, отступал. Снова по укрытиям били минометы, снова гремели взрывы и содрогалась земля. Пролетели два бомбардировщика, сбросили бомбы, но не попали в блокгаузы. Потом вдруг стало тихо. Вдали рвались снаряды, слышались винтовочные залпы, гул танков, а тут вдруг наступила тишина. И как бы подчеркивая ее, где-то в деревне раздался громкий женский крик.

— Что-то хотят предпринять, гады! — сказал один боец, жадно затягиваясь папироской.

— Психическую атаку задумали, — отозвался другой. — Как белые в “Чапаеве”.

Каретников присвистнул:

— Пусть думают. Сломаем их думки.

В это время невдалеке раздались два не особенно сильных взрыва, и там поднялись клубы молочно-белого дыма.

— Вот новость… — удивился раненный в руку пограничник.

Послышались тревожные голоса:

— Что за дым? Не газ ли?

— Подготовить противогазы!

— Да не газ это — дым простой…

— Хлопцы, а что будем делать, если дым к нам попрет?

На последний вопрос никто не ответил. Опять стало совсем тихо. Кто-то хрипло дышал в углу.

Привалившись к приятно прохладной стенке, Михаил Каретников обострившимся слухом различал приглушенную винтовочную стрельбу со стороны 7-й заставы. Но вот, в минуту затишья там, уловил он ровные пулеметные строчки. Как же их не узнать? Это же “почерк” Василия Петрова! Артистическая работа — ничего не скажешь…

В первые минуты нападения на границу, когда телефонная связь между заставами еще не была прервана, лейтенант Репенко сообщил сюда, что направляет к броду, на мыс, расчет замполита Петрова.

“Да, да, конечно, это Василь бьется на мысу!.. — взволнованно думал Каретников. — Вот молодчина! Поди, сотню фашистов уложил. Уж он не промахнется… Эх, как бы дать ему знать о себе? Слышу, мол, тебя, помню… Придумал! Верно, придумал!..”

— Дай-ка я пальну! — подскочил он к соседу-пулеметчику.

— Пальни, — посторонился тот.

Михаил приладился к пулемету. Подождал минуту, потом, не целясь, дал две нескладные прерывистые очереди прямо в белое облако дыма. Друг часто ругал его за эту неритмичность, за “сумасшедшие” строчки, и теперь если услышит, то должен обязательно узнать их. Тут до его слуха еле слышно донеслась издалека ответная, удивительно четкая строчка Васиного станкового пулемета.

— Узнал! Вспомнил! Понял!.. — Каретников громко, радостно засмеялся.

— Кто узнал? О ком ты? — удивился пулеметчик.

— Понимаешь?.. Отозвался на мою стрельбу дружок с Цуцневской заставы! Замполитрука Петров Василь! Снайпер… Артист… Засел он у излучины Буга, понимаешь… Ах, дружище ты мой сероглазый! Как бы хотелось перебраться на твой холмик, чтобы рядом драться с врагами!..

После нескольких безуспешных попыток прорвать оборону пограничников, гитлеровцы начали забрасывать блокгаузы дымовыми шашками, стремясь выкурить их защитников. Теперь шашки лопались совсем рядом. Едкий дым струйками стал проникать в бойницы. Застонали, закашляли бойцы.