Шрифт:
– Аквилон! – крикнул он Вергилиану.
– Нет, эвроклидон! – ответил тоже криком один из старых корабельщиков. – Теперь нам нет спасения!
Я не знал, в чем страшное действие этих ветров, но ужасающее движение воздуха едва не перевернуло корабль. В мгновение ока парус превратился в жалкие клочья. Однако мачта устояла. Луна уже скрылась за облаками. Небо прорезала зеленая молния. Сквозь грохот валов, бросавших «Фортуну Кальпурнию», как жалкий челн, донесся голос Трифона:
– Да сохранят нас морские боги!
Уцепившись окоченевшими пальцами за снасти, мы ждали, что вот-вот придет конец, перевернется корабль и все мы пойдем ко дну вместе с драгоценным грузом. В подобном смятении мне припомнились стихи о корабле, на который равнодушно взирал Гораций, великий римский поэт. Рядом со мной взывал к древним богам своей родины дрожащий от страха Теофраст, и я слышал, как он обещал жертвы и фимиам и давал клятвенные обещания вести добродетельную жизнь. Молилась ли Делия своему Богу? Мне показалось, что в темноте она закрыла лицо руками и что-то шептала, судя по шевелящимся губам. А кому могли молиться Вергилиан и Скрибоний?
Снова налетел ветер, и при вспышке молнии мы увидели, как один из корабельщиков оторвался от мачты и упал в черную воду. На одно мгновение молния осветила искаженное от ужаса лицо, широко раскинутые в воздухе руки, раскрытый в предсмертном крике рот. Но за ревом бури никто ничего не слышал, и каждый в этот час помышлял только о собственном спасении.
О чем думала среди подобного ужаса Делия? Мне захотелось быть поближе к ней, а не хватало силы воли, чтобы выпустить из пальцев снасть и сделать несколько шагов по помосту, который то поднимался, то опускался среди обезумевшей стихии.
На другом конце корабля страдал Скрибоний. Я был молод и легче других переносил это бедствие. Но обоим поэтам пришлось плохо. Вергилиан закрыл глаза и рухнул у подножия мачты. Я умолял Трифона, чтобы он помог мне перенести друга в кормовое помещение. Делия заплакала, когда мы положили бедного Вергилиана рядом с нею на мокрой от морских брызг овчине, и стала приводить его в чувство. Это удалось сделать не без труда.
Когда тусклый рассвет осветил наконец море, нам показалось, что буря уже стихает, и надежда снова затеплилась в наших окоченевших сердцах. По распоряжению Трифона корабельщики стали бросать в море мешки с гвоздями, так как в чреве корабля где-то образовалась течь, вода начала заливать его и мы могли пойти ко дну. Когда старик сказал Вергилиану о своем намерении освободиться от груза, угрожая, что иначе всех нас ждет смерть, тот равнодушно махнул рукой. Поэт вновь впал в забытье, и одни боги знали, что будет с ним. Весь остаток ночи корабль носился по волнам без ветрил и без кормила. Вскоре Вергилиан очнулся и увидел, что лежит рядом с Делией. Она смотрела на него безумными глазами. Молнии уже не сверкали, но он разглядел в полумраке, что лицо ее было подобно лику Медузы. Поэт погладил рукою лоб и оглядел всех нас.
– Я еще жив? Или все это снится мне?
– Ты жив, – ответила Делия. – Слышишь? Буря стихает. Тебя принес Трифон. Радуюсь, что ты пришел в себя. Тебе еще рано умирать…
Разгорался мутный рассвет. Теперь уже можно было явственно видеть громады валов. От этого зрелища кровь леденела в жилах – настолько они казались огромными, – но шум бури постепенно утихал. Корабельщики бросали в воду свинцовый груз на длинной веревке и, быстро перебирая руками, вытаскивали его обратно, чтобы узнать глубину моря. Полуголый Трифон приполз к нам на корму и крикнул Вергилиану:
– Надейся на спасение! Я видел в волнах ветку оливкового дерева с листьями. Мы недалеко от земли.
Действительно, судя по измерениям, глубина под кораблем уменьшалась. Корабельщик с весельем в голосе кричал:
– Сорок локтей! Тридцать локтей! Двадцать локтей!
Даже я, неискушенный в морских делах, понимал, что ветер гонит нас к берегу. Вновь воспрянувший духом Трифон жалел о выброшенных гвоздях, опасаясь гнева сенатора, и Вергилиан утешал его, говоря, что иначе погибли бы не только люди, а и кожи и самый корабль, представляющий собою большую ценность.
Трифон всмотрелся вперед и закричал:
– Земля! Земля с левой стороны!
Вергилиан, собрав остаток сил, тоже вылез на помост. В мутной мгле начинающегося дня мы отчетливо увидели берег. Возможно, что мы приплыли к какому-то острову…
– Бросайте якорь! – взывал Трифон.
Увы, наварх опоздал. Волна подняла корабль и легко швырнула его на скалистое побережье. Корабль оказался на камнях, дрожал и ужасно скрипел, разбиваемый волнами. Теперь возможно было рассмотреть зеленые холмы на берегу и даже деревья, гнувшиеся к земле от ветра. Там бегали и суетились люди и что-то кричали погибающим, но за шумом ветра их голосов мы не слышали.
Тогда Трифон велел двум самым сильным пловцам из корабельщиков плыть на берег и укрепить там конец веревки, чтобы при помощи ее и остальные могли перебраться на сушу, оставив корабль на волю волн. Посланные без особого труда выполнили поручение, и тогда мы по пояс в воде, держась за веревку, перешли на берег. Трифон нес в руках снятую с мачты позолоченную статуэтку богини, а один из мореходов – полумертвую Делию.
Скрибоний, посиневший как мертвец, нелепо размахивал руками:
– Небо не покинуло нас!